Рецензии

Три дня я гналась за вами — да! - чтобы сказать вам, как вы мне безразличны. Слышите? Ну что ж, обычное дело для «троечной» рецензии. Тем более, что поначалу я действительно была злой — как прилагательное, выпавшее из идеального заголовка.

Трудно объяснить, зачем было читать эту книгу человеку, испытывающему физический дискомфорт от пустопорожних, надуманных или заношенных до расползания на ветхий уток и сомнительную основу терминов, впадающему в агрессивную депрессию с риском выхода за рамки социально приемлемого поведения (ну типа, размахивая красной монтировкой перед носом оппонента, требовательно вопрошать: что же означает аутентичный, конгениальный ты мой, и насколько я сейчас нелицеприятная?), подумывающему о воцарении на блаженном острове, где ни один попугай, не говоря уж о приходящих по пятницам дикарях, не будет знать слов «стильный», «атмосферный» и, особенно, «культовый» - не за кем будет повторять! - тех самых слов, которые цивилизованным людям кажутся более чем достаточными, исчерпывающими эпитетами для чего угодно вообще: от намордников для мопсов до мёртвых героиновых певцов, от оттенка лака для ногтей до степени прожарки стейка, ну и кино, конечно же, кино - выделенной полосой в объезд сооружений и жертвоприношений... слов, которые и произнести-то с нормальной человеческой интонацией невозможно — потренируйтесь сначала перед зеркалом, что ли? — сразу превращаешься в конный памятник собственному рахитичному апломбу.

У Александра Павлова к 35 годам околоакадемических параферналий накопилось, что имён у Пабло Диего (Хосе Франсиско де Пауло Хуан Непомусено Мария и так далее который), и все такие же гордые: он и правовед — кандидат юридических наук, и историк полит. философии, и сам по себе ещё какой философ, и культуролог и, вот кинокритик, пожалуйста, как результат, — и не какой-нибудь там ловец свободных ассоциаций на живца, любитель красного словца, эффектных обобщений и каннских фуршетов, а дотошный исследователь, копатель и старатель, которому ни один британский коллега в полевых условиях руку пожать не постесняется, после того как закончит взвешивать дрозофил, подсчитывать ангелов на конце иглы и записывать звуки, издаваемые енотами во время мастурбации. Оснований быть занудой и поводов раздражаться на тех, кому даже в википедии статью «культовый фильм» почитать недосуг, прежде чем называть так отснятые на 35-мм собственные пробежки по кустам в чём мать родила, коллективную документалку про французский синтипоп или Ёлки, допустим, 5 , - у него наверняка гораздо больше, чем у меня. Но просветительский пафос побеждает: в предисловии автор сообщает, что отныне не чувствует «необходимость отстоять строгое, издавна существующее — и потому «правильное» - понимание понятия», поэтому долой пуризм, никакого эстетического шовинизма, сарказма, а тем более иронии и панибратского подмигивания истлевшим завсегдатаям драйв-инов и прокуренных ночных кинозалов Большого Яблока. К «пониманию понятия» придётся ещё вернуться, а пока соглашаемся не только с тем, что ощущение «мы больше не в Канзасе» - верное, но и что «Культовое Кино» (в дальнейшем просто КК — а то мне и так уже ампутированные конечности мерещатся, в кульках) — «вполне научное явление с рогами», трудноуловимый феномен, требующий аскетичных методологических практик, документированной вивисекции, придирчивой оптики для выявления структурных элементов, подробного зарисовывания пестиков, тычинок и ложноножек, ну и что там ещё делают при изучении живых существ — и добро пожаловать в мир, где «учёными» называются люди, составляющие списки «худших фильмов всех времен» и «фильмов ужасов, которые вы должны посмотреть перед смертью» (хочется верить, что хотя бы не все сразу, не в один день, ну или что специально обученный культуролог не пристрелит тебя из священного дробовика сразу после финальных титров «Человеческой многоножки»).

Книга эта, собственно, и есть список плюс «очень краткое введение», предлагающее детям до 18 от чтения (равно и просмотра КК) воздержаться, дожидаясь пока им «расскажут», плюс приветственная речь (рекомендательное письмо?) некоего Хиллса, профессора неопознанных дисциплин, логика в число которых, вероятно, не входит: «Важно, что это — первая в своем роде книга, которая выходит в России, что делает её по-настоящему революционной» - точка. Хорошо хоть не сразу «культовой». Но да, достаточное условие для переворота: 111 микроскопических эссе в хронологическом порядке: от неизбежного «Кабинета доктора Калигари» до неочевидных «50 ОС» - название, год выпуска, страна производитель, режиссёр, актёрский состав, операторы ещё, далее краткий пересказ сюжета — ладно что максимально спойлерный, не рецензии всё ж, но ещё и способный в любом проходимце разбудить придирчивого гика: «эй, правовед, Колин Фаррелл ребёнка не в Брюгге застрелил, а сильно заранее, и совсем не факт, что миссис Уоллес ...» (ладно, дальше спойлерить не буду, у меня-то рецензия) — странненькие, в общем, пересказы, но до weird не дотягивают. Но они и не главное, главное — удивительные обстоятельства, «культурные коды», детали и реквизит, которые в обход художественных достоинств, оценочных суждений — плохой-хороший, кассовых сборов, режиссерского замысла, а зачастую и смысла, делают фильм КК. И вот тут от канона правоверных «культистов» далеко не уйдёшь, даже если таинственные «академики» разрешили: самые надежные указатели - это, конечно, карлики, кролики, бензопилы и хотя бы одно двуствольное ружьё, но если вдруг внутрь инсталлированы деформированные или ампутированные (да!) части тела (глаза, уши, кастрация приветствуется), если наглядно воспроизводится «обмен физиологическими жидкостями» и ещё вот «облизывание» — то ошибиться практически невозможно, самое оно, КК и есть, особенно если в целом про кунг-фу, в прокате провалилось и в экран теперь ложками можно кидаться.

«Итак, если относится к культовому кино с уважением, тогда можно сказать, что культовое кино прекратило своё существование в начале 90-х»

Но мы ж без уважения, договорились, вроде? Продолжаем, у нас версия расширенная. Но даже на этом ноевом титанике не найдётся места никакому мейнстриму, голливуду с крупнобюджетными блокбастерами (придётся переодеваться в женщин и детей, «Звёздные войны» только в турецком варианте), с арт-хаусом тоже не угадаешь — вдруг там слишком искусство, такое высокое, что никакое встроенное гей-порно не спасёт? И куда девать респектабельного Нолана, Скорсезе, Карпентера неопознанного? Много ли жанровых конвенций Коэны порушили или так, ребятам один раз поржать? в мета-прото-около культ всех? В табличку с указанием валентности? Или вот Тарантино, конечно, Тарантиной, но снял ли он что-нибудь подходящее после «Криминального чтива»? («А кто снял?») Можно ли считать комментарии на рутрекере солидной теоретической базой? А обилие цитат, не требующих кавычек? Yippie-ki-yay, motherfucker! Достаточно ли для КК упоминания в Симпсонах или ещё и в Южном парке надо? Только Жижек должен высказаться или Умберто Эко тоже? Обязательно ли есть чью-то печень с бобами и хорошим кьянти или можно просто намордник для мопса купить? «Титаник», конечно, в 200 млн. USD обошёлся, жирновато для культа, плыть не должен… но ведь девочки плачут, девочек обижать нехорошо — пусть будет. КК, конечно, «явление западной культуры», но ведь и у нас сколько плёнки ушло — поэтому вот «Игла», там Цой как Брюс Ли почти, а вот «Зеленый слоник» в графу «никто не видел, но все говорят» сгодится. Как страшно жить… Но в конце-то концов, если у общества нет цветовой дифференциации штанов, значит у него нет цели.

А теперь про «понимание понятия» и «фразу, которая разошлась на цитаты», не могу больше. Людям, привыкшим к тому, что кинокритики у нас самые изощрённые словоплёты, творцы летучих метафор, предлагается испытать гигиенический, очищающий диссонанс: «картина стала пользоваться репутацией культовой картины среди молодёжи» — чего же боле? Текст производит впечатление удручающего перевода с языка потенциального противника — таковым, впрочем, процентов на 80 и являясь — постоянные ссылки на аналогичные списки авторитетных товарищей Эрнеста Матиса и Джеми Секстона (которые не муж и жена, а четыре разных человека), напоминают к тому же о тех временах, когда ни одна монография про шелкопрядов без компетентного мнения Энгельса не обходилась. Вот ещё некто Хантер «осуществляет строгий научный анализ (курсив мой) картины, предлагая отказаться от взгляда на неё как на плохое кино и считать «Шоугёлз» хорошим фильмом». Крошка сын к отцу пришёл! Прекрасно каждое слово тут, считаю я… На фоне этого бесконечного ощупывания слона и головокружительных цепочек вроде «у кошки четыре ноги, у Нюси четыре ноги, Нюся — кошка» заплатки из «инклюзивности», «солипсизма» и прочей «трансгрессии» выглядят диковато, особенно если учитывать, что в финале Джон умрет «универсум культового кино формируется за счет субъективного взгляда зрителя, исследователя», строго научно.

Не исключаю, что этот рисованный от руки анатомический атлас может пригодится кому-нибудь, кто не знает, куда девать собственную исключительность: при создании образа фрика-интеллектуала, например, органично вплетающего в бытовую речь: «Меня зовут Иниго Монтойя. Ты убил моего отца. Готовься к смерти» - девушки на такое ведутся иногда, чаще, правда, на «у нас всегда будет Париж». Короче, опять революция отменяется, детям только не говорите.

Мне книга очень понравилась, но как-то без восторгов. Местами было сложно, запинаешься об текст. Бегать и всем вокруг советовать не хочется, хотя обычно после биографий со мной именно это и происходит.
С литературным творчеством Толкина у меня сложные отношения, «Хоббита» я очень люблю, «Властелина колец» одолела с трудом, а «Сильмариллион» для меня был адом во плоти. Но, исходя из биографии, я в своем мнении не белая ворона (как оказалось), а наоборот, массовый потребитель. Именно так отзывались большинство критиков об этих произведениях.
Сама жизнь Толкина до написания ВК была очень увлекательной: Африка, Оксфорд, 20 век во всем своем великолепии прогресса и ужасах насилия. А вот с момента писательского успеха, авторов биографии полностью поглотил (как и Толкина, судя по всему) процесс написания этой масштабной саги. Нам приводят какие-то бесконечные цитаты из книг, порой создавалось ощущение, что читаешь непосредственно ВК, а не биографию, я бы на свой вкус все цитаты сильно порезала. Так же смущали меня и цитаты из книг биографий Толкина иностранных писателей, где повторялось по 5 страниц из чужих книг! А еще нам зачем-то рассказывали про сложную судьбу жену Льюиса. Да, вы не обсчитались – жены Льюиса. Этому почти глава отведена. Зачем? И таких отклонений очень много, что придает объема книге, но сбивает читательский ритм, все эти отклонения от главной темы меня временами расстраивали и утомляли. Особенно по второму кругу читать ВК, который, я повторюсь, мне не понравился. Максимально удачно в книге приведены письма, написанные Толкином или ему адресованные, они идеально вплетались в повествование биографов, даже какое-то интеллектуальное удовольствие от этого ловила.

Рекурсивная стыдобушка заключается в том, что чтение солидных книг о стыдных фильмах — занятие еще более постыдное, чем очередной просмотр этих самых фильмов. Ощущения те же, что и, скажем, при попытке посмотреть грайнду 70-х с родителями — и неважно, в ужасе они, посмеиваются, или это любимый фильм их молодости, — разнятся при этом лишь оттенки стыда. Дело, если что, не в возрасте; это какое-то идеологическое несовпадение, — когда автор какого-либо кинотекста предлагает мне не слишком задумываться над рассматриваемым фильмом, я подозреваю предвзятость; когда же предлагает, напротив, сосредоточиться, мне хочется посоветовать ему убрать руки от развлекательного кино и поверить алгеброй какую-нибудь часть собственного тела.

Все потому, что эта и ей подобные книжки рассчитаны на тех, для кого масскульт — действительно guilty pleasure, либо на адвокатов дьявола («это ужасное кино, но оно ужасно важно»). При этом точка зрения людей, испытывающих любовь к низкому жанру (здоровую или нездоровую, главное, — не отягощенную рефлексиями) остается упущенной. Вот в одной из цитат, кажется, залошили конкретно меня: «И в самом деле загадка, как мыслящие люди могут любить что мистические романы Мирчи Элиаде, что какой-то трэшевый хоррор типа Дика (sic!) Кунца или, скажем, на мой простой взгляд, почти тошнотворные ужастики какого-нибудь Лавкрафта». Ну да бог с ним, Борисом Межуевым, кем бы ни был этот последний — просто иллюстрация к тому, как горазды выдающиеся авторы текстов и постов поплевывать в несведущую толпу с высоты своей башни из слоновой кости. Получается, оправдывается и кокетливый снобизм, и ироническое фанбойство, — но только не бесхитростная синефилия.

Тактично забывая об этой прослойке зрителей, забывают и о том, что между массовым высокобюджетным и икс-рейтинговым помоечным кинематографом тоже есть жизнь (взять хотя бы телефильмы). И тут уж задумаешься — потому ли критику неинтересно препарировать, скажем, «Случай в Антаресе», что в нем, в отличие от «Ночи живых мертвецов», все метафоры мясом наружу, или потому, что второй на слуху, а первый придется гуглить?

Кстати о «на слуху»: я по-прежнему убеждена, что стоит все же смотреть фильмы, о которых пишешь. Это помогает избежать провалов вроде «Подглядывающий Том» («...Том помешан на собственных любительских фильмах» — да только главного героя Peeping Tom зовут Марк). Сюда же — техническая претензия: оригинальные названия фильмов в скобках необходимы. Все-таки в 60-х-70-х их шаблонность была фичей, а не багом, и если «Мочи их, киска! Мочи!» я еще могу опознать, то случаются и казусы. Вот, например, два предложения, курсив мой: «Хотя бельгийцы могут снимать жестокое кино, „Исчезновение“ (1990) Джорджа Слуйцера не из их числа... У режиссера, снявшего „Исчезновение“, позже вышел „Час убийств“ (1993) на ту же тему». Вот вроде звенит звоночек, но попробуй догадайся, что речь о моем любимом голландском фильме «Spoorloos» режиссера Слёйзера, «Час убийств» которого на самом деле вышел в 1996-ом!

И если поначалу я искренне смеялась над пассажами типа «[Жерару] Дамиано принадлежит ряд по-настоящему выдающихся креативных находок типа глубокой фелляции» или «Удачным изобретением [Кроненберга] может быть концентрация внимания на различных органах человеческого тела и игра с ними. Особенно это касается человеческого уха», — то на словах «Начитавшись серьезных книг типа „Потерянный рай“ Джона Мильтона или „Кентерберийские рассказы“ Джеффри Чосера...» я стушевалась. Кентерберийские? Рассказы? Серьезных? Глава, посвященная «Южному парку», подтвердила худшие опасения: он не шутит. По-хорошему, ее и статью «Социальное измерение страха» лучше было бы вовсе не включать в сборник — черт с ним, что эти два позорных текста по какому-то недоразумению когда-то появились в журналах. Вообще я убеждена, что чувство юмора здорово помогает восприятию кинематографа вообще и жанровых крайностей в частности. Эта полезная функция не дает, например, воспринимать большинство представителей того же нью френч трансгрешн иначе, как экстремально кровавый слэпстик, — мне вот странным видится замечание о том, что в таких фильмах можно или нельзя кому-то сочувствовать.

Такие дела. И если с тем, что «Пила» — это «франшиза в стиле „пыточное порно“», я еще могу смириться, как и с тем, что «Goodbye Horses — настольная композиция для всех маньяков» (от слова turntable, что ли?), то переводить the Real как Реальность — это по-настоящему стыдно. Впрочем, менее стыдно, чем вместо заявленных философских интерпретаций ударяться в оголтелую оценочность («настолько плох, что режиссера перестанут уважать даже за его седины», «мягко говоря, совершенно непривлекательна», и даже «один из самых восхитительных фильмов 1980-х „Когда Гарри встретил Салли“»). Тем не менее, вчера зачем-то посмотрела по черно-белому кухонному телевизору «Нечто» Карпентера, — в вынужденной изоляции выбирать не приходится, — и, надо сказать, впервые за двадцать с лишним просмотров (не шучу) следила не за последовательностью выбывания персонажей, которую и так знаю наизусть, а за историей об ассимиляции и попытках сопротивляться ей в условиях, когда стены рушатся, а занавесы поднимаются. Надеюсь, следующим номером в ночной телепрограмме будет «Горизонт событий», который между прочим напомнит, что интерпретировать всякие подозрительные видосы нужно по возможности аккуратно. В общем-то, неважно, я ли столь непроницательна, или стандартный развлекательный кинчик сам собой дешифруется только после определенного количества прогонов, — главное то, что нужно все-таки смотреть, а не только выдергивать готовые цитаты из англоязычных статей. Это, наверное, капитальная претензия к «Постыдному удовольствию», но поскольку именно _обзорных_ книжек о корчах кинематографа в его массовой ипостаси не так много, то можно смириться и с таким вариантом.

Боже мой! Какое же это было скучное и унылое чтение!
Клюнула на то, что эта биография — якобы, первая полная биография Беляева, да ещё и написанная бывшим нашим соотечественником Назаровым Владимиром Петровичем, а ныне израильским литератором Зеевом Бар-Селлой (Зеев – Владимир. «Сын Скалы» – перевод отчества: Петр – "камень", "пэтра" – "скала"). Он когда-то прославился скандальной книгой про Михаила Шолохова, где доказывал, что все произведения написаны вовсе не им, что Шолохов — это просто советский проект, что, дескать, "литературные негры" даже кое-где в текстах прямые указания на этот счёт оставили. Казачьи разоблачения я не читала, просто проглядывала полемику на страницах интернета. А вот за эту книгу как-то сразу уцепилась. Тем более тут тоже обещали тёмные страницы биографии, сенсационные разоблачения и невиданные факты.
Ну и что? Да ничего!
Скажу сразу, про Александра Беляева я немного читала, так что про его жизнь кое-что знаю. Так вот: ничего нового из биографии писателя мне не открылось. Разве что Бар-Селла с упоением в одностороннем порядке вёл спор со своими предшественниками и близкими людьми фантаста и оспаривал какие-то даты из жизни писателя абсолютно ничего не меняющим по сути. Ну допустим, пишет подруга Беляева Вера Былинская в своих мемуарах о знакомстве с Александром, указывая лето 1908-1909гг. Пишет весело, живо, интересно. А за давностью лет вполне возможно и подзабыла кое-какие даты. Но тут дотошно и занудно вступает наш автор. И на 20-30-ти страницах доказывает, что это мог быть только 1908г. И не как иначе! Я понимаю, что библиографам и историкам это может быть очень и очень важно, но читателям других поколений всё-таки хочется прочитать про живого человека, написавшего интересные книги.
Труд проделанный Зеевом Бар-Селлой, конечно, впечатляет. Список использованной литературы, сноски на различные издания, упоминающие про Беляева, занимают не один десяток страниц.
Бар-Селла, лихо развенчивая мифы создания тех или иных произведений, сам вдохновенно придумывает и фантазирует о загадках "Ариэля", "Человека-амфибии", "Головы профессора Доуэля" и т.д. Только у него это называется — "раскрытием секретов". Часто он обращается к религии, находя параллели в Библии, Ветхом и Новом Завете. Иногда видит ответ на вопросы в политической жизни страны. Порой Зеева откровенно, на мой взгляд, заносит и его выводы не менее фантастичны, чем сами произведения Беляева. Мне, например, непонятно, почему он яростно ополчился на беляевскую версию возникновения романа "Голова профессора Доуэля" — дескать, когда тот тяжело заболел и вынужден был долгое время находиться в гипсе (он мог шевелить только руками и головой), вот тогда-то и была придумана неподвижная умная голова, которую безжалостно эксплуатирует недостойный человек. Бар-Селла же выдвигает свою версию — вся эта история про голову Ленина. Мозг сохранён и ждёт своего воскрешения.
Ну, не знаююююю...
Или КЭЦ — Константин Эдуардович Циолковский + "кэц" — "конец дней" на древнееврейском = Звезда-Полынь. А отсюда следует, что закончился мир земной и наступил мир космический (это из одноименного романа). Хотя вот тут ещё можно согласиться и списать на предвиденье и бурную фантазию.

Но опять же, я не согласна с утверждением Бар-Селлы о гениальности Беляева. Всё-таки произведения его неравнозначны. Да и лучшие из них написаны не бог весть как. Другое дело, что беляевские сюжеты остросоциальны, захватывающе интересны и до сих пор популярны. А вот это уже феномен! Но не смог раскрыть его Бар-Селла. Да и не надо! Книги Беляева — это лучшая память о нём.
В целом, биография всё-таки не удалась. Помимо унылых фактов и доказательств, бесконечных цитат из архивных документов, огромных отрывков из произведений, биограф должен быть и сам писателем. А я за всем этим текстом я совсем не увидела Беляева-человека. А жаль!...

Представьте мое изумление, когда взяв в руки пугающе объемную биографию, я обнаружила что читается она влет, словно остросюжетный и восхитительно интригующий роман. Казалось бы, что нового может рассказать мне биография одного из любимых писателей, когда я ее изучила вдоль и поперек к написанию диплома несколько лет назад. Однако же вот… оторваться от книги стоило невероятных, почти физических усилий.
Пожалуй, моему искреннему и непроходящему восторгу способствовал целый ряд причин.

Первое. Маленький дотошный историк внутри меня начал рыдать от счастья еще на вступлении. Такого дельного и насыщенного деталями вступления я не читала… никогда. История изучения вопроса, источники, авторские ремарки насчет использования источников и опыта предшественников, и главное, сноски, сноски и еще раз сноски. Я осознаю, насколько глупо звучит восхищение тем, что в любой серьезной научной работе является параметром по умолчанию. Но мне так часто попадались псевдонаучные работы, выдававшие себя за научные и забивавшие на источники, что мой маленький обиженный историк замурлыкал от счастья с первых страниц и довольно урчал до самого конца.

Второе. Очень простой, не перегруженный оборотами, но все же научный язык. Далеко не тот сухой и официальный текст, каким представляется биография. Авторы искренне сочувствуют Оруэллу, помогают читателю поставить себя на его место в той или иной ситуации, но если сам Джордж где-то сплоховал или был не объективен, то не скрывают этого факта. Скорее Фельштинский и Чернявский подходят к вопросу с философской позиции: Все мы - люди, и ошибки всего лишь часть жизни. Невероятно подкупает такой подход к биографии, истины мы все равно никогда не узнаем о некоторых поступках и действиях Оруэлла, но нам оставлено пространство для маневра. Сообщается информация из третьих рук, вполне возможно дошедшая сквозь время искаженно или видоизменная источником воспоминаний о великом антиутописте. Однако Фельштинский и Чернявский доносят до нас любую деталь, естественно с оговоркой, что этот факт не подтвержден документально, но по косвенным характеристикам вполне может быть правдой.

Третье. Замысел и реализация. Еще в предисловии авторы предупреждают, что они постарались объединить в своей работе не только биографические данные, но и максимально соотнести их с творчеством писателя. И действительно, с учетом тематики и стилистики романов Оруэлла рассмотрение его биографии в отрыве от творчества выглядит пародией на настоящую биографию. Потому что романы Оруэлла не просто биографичны, они скрупулезно биографичны. Эрик Блэр описывает реальность вокруг себя, свои мысли и чувства, реальных людей и события. Конечно, в каждом его произведении есть доля вымысла, но ее гораздо меньше, чем, к примеру, в «Войне и Мире» или «Саге о Форсайтах». Оруэлл пишет не про себя, но о себе и не включить в его биографию отрывки из романов, которые иллюстрируют его жизнь и опыт, было бы серьезным упущением. Впрочем, авторы также не скатываются исключительно в филологический анализ, скорее они именно иллюстрируют какие-то факты из жизни Блэра выдержками из романов, и слегка углубляются в психологию там, где это действительно необходимо.

ИТОГО: Я бесконечно рада потрясающей биографии Оруэлла. Мне бы ее в руки, когда я писала диплом. Это первая биография известного английского писателя на русском, и я нисколько не расстроюсь, если она будет последней. Потому что она действительно великолепна.

P.S. Прочитай биографию Оруэлла = подучи историю 20го века!

После прочтения нескольких книг, чьи авторы пытались (на мой взгляд, крайне неудачно) расшифровать роман Булгакова "Мастер и Маргарита", я ждал и задавался вопросом: - Когда же в книгах, рассказывающих о творчестве Булгакова, встретится самый грозный псевдоним ХХ-го века? И вот, наконец то я "дождался". После многочисленных упоминаний тамплиеров, масонов и ведьм - большевиков в книгах Олег Шишкин - Биография Воланда Анатолий Абрашкин, Галина Макарова - Булгаков и Дьявол. Опасные тайны Мастера и Маргариты теперь речь дошла до "тирана и душителя свободы" Сталина.
Но, обо всем по порядку.
Как следует из аннотации данной книги, Мариэтта Чудакова - автор первой научной биографии Михаила Афанасьевича Булгакова. Она лично знала и общалась с вдовой классика Е. С. Булгаковой и судя по ее словам именно Чудакова, в течение двух лет кропотливой работы, восстановила разодранные тетради Булгакова, в которых содержалась первая редакция романа, "Мастер и Маргарита". И в первой редакции "романа о дьяволе" даже не было упоминаний ни о Мастере, ни о Маргарите.
Все изменилось после 1930 года, когда Булгаков написал знаменитое письмо Советскому правительству, в котором прозвучала просьба автора отпустить его за границу. 18 марта 1930 года в ходе телефонного разговора со Сталиным, по мнению Чудаковой, Булгаков смалодушничал, поддался на уговоры Сталина и отказался от переезда за рубеж.

"Отказавшись от своей просьбы (ради которой писалось все письмо), Булгаков отдал себя в руки того, кто к этому времени уже был неограниченным властелином страны и судеб всех ее жителей".

В своей книге, Чудакова будет постоянно повторять мысль о "тиране" и "бесправных подданных", населяющих СССР.

"Его отказ от собственной просьбы об отъезде все более и более получал значение сделки с тем, кто год от году все масштабнее вершил суд и расправу над своими все более бесправными подданными".

Эта фраза повторяется на страницах 31 и 34.
Или, например, страница 44.

"В 1930-е годы именно в руках Сталина сосредоточилась уже ничем не ограниченная власть над жизнями всех жителей страны".

В общем, все как всегда. Как - будто наши предки были бесправным быдлом, живущим в бесправном времени. Хотя я все время задаю один и тот же вопрос, после которого некоторые читатели злятся на меня и перестают со мной разговаривать.
Я просто спрашиваю: - Если народ был бесправным и жил в бесправном времени, то зачем нужны были допросы? Зачем следователю мучиться, пытать и бить подследственного? Ведь в бесправном времени можно просто вывезти человека из квартиры, расстрелять и написать протокол о "шпионаже", подделав подпись. Да зачем вообще протоколы, вы ведь живете в бесправном времени? Просто вывез и расстрелял без всяких дел. Солженицын вот говорил испанским репортерам о сотне миллионов сгинувших в застенках НКВД.
Ладно, вернемся к Булгакову. Та ситуация литературной травли, в которой оказался Булгаков к 1930 году вкупе с разговором со Сталиным так повлияла на писателя, что он решил изменить первоначальный замысел романа и включил туда историю Мастера, спроецированную со своих противоречивых взаимоотношений с окружающим миром и "властителем судеб" Сталиным.
Естественно, по мнению автора, Воланд - это Сталин, а Мастер - это Булгаков.
Воланд всесилен и Сталин всесилен. Мастер идет на сделку с дьяволом, а Булгаков идет на сделку со Сталиным. По мнению Чудаковой, Булгаков был уверен, что Сталин прочтет его роман и узнает в фигуре всесильного, но справедливого Воланда самого себя. Тем самым Булгаков как-бы польстил Сталину. Но ведь если признать эту версию за факт, то значит нужно признаться, что Булгаков был простым конъюнктурщиком, десять лет писавшим роман "Мастер и Маргарита" на потребу Сталину.
Лично для меня это звучит несколько бредово. Ведь Булгаков постоянно высмеивал этих персонажей:

"Иван Николаевич покосился недоверчиво, но все же пробурчал:
— Слава те господи! Нашелся наконец хоть один нормальный среди идиотов, из которых первый — балбес и бездарность Сашка!
— Кто этот Сашка-бездарность? — осведомился врач.
— А вот он, Рюхин! — ответил Иван и ткнул грязным пальцем в направлении Рюхина.
Тот вспыхнул от негодования.
"Это он мне вместо спасибо! — горько подумал он, — за то, что я принял в нем участие! Вот уж, действительно, дрянь!"
— Типичный кулачок по своей психологии, — заговорил Иван Николаевич, которому, очевидно, приспичило обличать Рюхина, — и притом кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария. Посмотрите на его постную физиономию и сличите с теми звучными стихами, который он сочинил к первому числу! Хе-хе-хе... "Взвейтесь!" да "развейтесь!"... А вы загляните к нему внутрь — что он там думает... вы ахнете! — и Иван Николаевич зловеще рассмеялся".

Разве этот текст не о них?
Вы оглянитесь вокруг, почти все авторы, писавшие еще в 80-е о непременной победе коммунизма и социализме с человеческим лицом, через десять лет уже вовсю строчили тексты о рыночной экономике - как самом лучшем двигателе торговли. И сколько таких Рюхиных в современной России?
Ну и наконец, вершина книги - это "доказательства" связи Сталина с дьяволом, с опорой на книгу Пирожковой В. "Потерянное поколение". Кстати, Пирожкова в годы Великой Отечественной войны сотрудничала с оккупантами и работала в немецкой газете "За родину". Естественно при отступлении нацистов она последовала за своими хозяевами. Тот еще источник, не правда ли? Но об этом Чудакова умолчала.
Итак послушаем сотрудника немецкой газеты, ибо Пирожкову цитирует автор книги:

"... за Сталиным кто-то очень явно стоит, но это не какой-то другой человек или другие люди. За ним стоит дьявол".

Вот так вот. Нацисты, "милые ребята" и с ними можно сотрудничать, а за спиной Сталина "стоит дьявол". А вам не кажется, что все ровно наоборот?
Ну и конечно, раз Мариэтта Чудакова завела на страницах своего опуса речь о том, как тяжело, минуя Советскую цензуру, издавался впервые в СССР роман "Мастер и Маргарита", нельзя и нам не упоминуть об этой пресловутой цензуре.
Давайте вместе зададим себе несколько вопросов?
- А разве цензура была только в СССР?
- Разве цензуры не было в Российской империи?
- Разве цензуры нет в современной России?
- И разве в других государствах нет цезуры?
Любое государство во все времена и при любой общественно-экономической формации защищает себя и народ от разрушения и цензура один из инструментов этой защиты. Вы просто найдите "Федеральный список экстремистских материалов", в нем фигурирует уже более 5 тысяч наименований. Этот запрет распространяется, в том числе и на книги, которые по решению суда разжигают межнациональную рознь в стране. В стране, которую населяют жители разных народностей. Нам говорят, что в СССР можно было получить срок за чтение "самиздта", перепечатанного на машинке, но умалчивают о сроке, за чтение известной книги под названием "Моя борьба", запрещенной на территории Российской федерации.
А закон о "чувствах верующих"?
Какую рецензию писать на атеистическую литературу, дабы не оскорбить чьих-то чувств?
Так ведь и СССР защищался от западной пошлости, культа наживы и торгашества, порнографии и других капиталистических "ценностей", которыми ныне заполнены прилавки российских магазинов. Но давайте задумаемся о детях, которые ныне выходят из школы и на каждом углу видит голое тело на обложках журналов.
Вот Чудакова говорит:

"Тонких "глянцевых" (гламурных) журналов тогда не издавали".

Какая жалость. В СССР не издавали гламурных журналов, рассказывающих об очередном скандале в семействе певицы N. Проклятый "совок" не издавал журнал "Плейбой". Вот ведь уроды какие.
Другое дело, что в каждом обществе есть определенный процент дураков - бюрократов, действующих по принципу "как бы чего не вышло" и запрещающих все и вся.
А кино? Почти все режиссеры, снявшие свои шедевры в Советском Союзе, где им, по их же словам, проклятая тоталитарная власть не давала творчески развиваться, до сих пор не могут снять ничего стоящего в рамках свободы без цензуры.
Кто-нибудь может мне назвать хоть пяток российских киношедевров?
Наверное "Брата" назовете, где главный герой убийца, убивающий других убийц под музыку одного из рок - борцов за свободу Бутусова. Ну, ну...
Я мог бы часами разговаривать о цензуре, которую вы просто не замечаете. Но ведь она есть.
Исторические книги издают тиражом в 500-700 экз. на 140 миллионов населения России. И как человеку, который живет в глубинке читать хорошие книги? Любая библиотеке, да даже магазины "Fix Price" буквально завалены "отлепиными", "гузелями" и "морелазкиными", а качественной исторической литературы как нет, так и не было.
И разве это не цензура?
Я записан в несколько десятков библиотек города, захожу и почти в каждой вижу полку с книгами предателя Резуна, в каждой библиотеке книги нескольких изданий воспоминаний Николая Никулина, который, по словам нынешних светочей либеральной мысли, чуть ли не единственный, кто написал всю правду о войне.
Несколько изданий, я не вру и целые шкафы антисоветских книг изданных фондом Сороса. Но вот какая проблема, уже давно существует проект "Я помню", издаются книги серии Драбкина:

в которых приведены сотни интервью и воспоминаний ветеранов Великой Отечественной войны, и их то, как раз, из-за маленького тиража практически нет на полках библиотек. А почему? Не потому ли, что почти каждый из ветеранов хорошо отзывается о Сталине и Советском Союзе?
И разве это не цензура?
Ты вроде свободен, можешь выбирать, но только выбирать тебе все равно придется из антисоветских книг.
Да, я уже знаю, что кто-то из вас скажет про всесильный интернет, где можно прочитать и заказать любые книги, не запрещенные законом. Но как быть с экономической цензурой? Как быть 20 миллионам жителей России, которые живут за чертой бедности? Или тем, кто экономит на еде, одежде и не имеет доступ к интернету? А как быть людям, которые работают по 12-14 часов в сутки и еще 2-3 часа тратят на дорогу? Как быть людям, которые по 16 часов стоят на кассе в продовольственном магазине? И разве это не цензура, когда человек может читать книгу только тогда, когда у него есть достаток, состоятельный муж или хорошо оплачиваемая, бесполезная и необременительная работа?
К чести Мариэтты Чудаковой, рассказывая о цензурных препонах при издании второй части романа, она передает слова Е.С. Булгаковой, которые проливают свет на Советскую цензуру. Оказывается, если верить словам вдовы писателя, в редакции журнала "Москва" были товарищи сродни литераторам из "дома Грибоедова", которые зарубили часть текста Булгакова, только лишь для того, чтобы пропихнуть в журнал свою повесть.
Я, конечно, понимаю, что моя рецензия в очередной раз превратилась в "книгу", но процитирую еще одно очень любопытное воспоминание о "тиране" Сталине и невинных жертвах:

""После собрания в гарнизонном клубе я случайно оказался на праздничном застолье, которое проводил по случаю праздника со своими офицерами и отдельными вольнонаемными командир АТБ майор Казанцев. АТБ — это аэродромно-технический батальон, обеспечивавший 300-й истребительный авиаполк. Стол был сервирован по тем временам вполне прилично: на белой скатерти стояли тарелки, лежали дюралевые вилки, скромно поблескивали граненые стаканы, в которые заранее было налито грамм по 100 разбавленного спирта-ректификата, который светился голубым цветом. Голубоватый спирт-денатурат называли тогда «синий платочек», так как одноименная песня была тогда у всех на слуху. В двух или трех алюминиевых мисках находился нарезанный кусочками серый хлеб. Винегрет из овощей заранее был разложен по тарелкам, а рядом с винегретом находился кусочек американской консервированной колбасы, называвшейся «второй фронт». За столом сидели офицеры батальона. Нашлось место и для меня с товарищем. Во главе стола сидел командир АТБ с женой, заместитель по политчасти, начальник штаба. За спиной комбата стоял старшина Бубукин — шустрый и расторопный парень, он же адъютант, он же порученец, он же ординарец, словом, близкий помощник майора.
Когда все уселись за стол, майор Казанцев поднялся и произнес речь, которая выглядела примерно так:
— Дорогие товарищи! Идет большая война — Война Отечественная. Красная Армия под руководством великого Сталина окружила и уничтожила многотысячную группировку немецких войск под Сталинградом… Бубукин, долей в мой стакан… И продолжает громить фашистов, продвигаясь на запад. 300-й авиаполк и наш батальон, находясь на Дальнем Востоке, выполняет боевую задачу, обеспечивая тыл нашего государства и успех боевых действий Красной Армии в борьбе с фашистскими захватчиками. …Бубукин, поставь графин около меня… Дорогие товарищи! Я поздравляю вас с этим замечательным праздником! …Бубукин, я не вижу баяниста!.. Желаю всем вам больших успехов в решении стоящих перед нами задач. Поднимаю бокал за победу Красной Армии над фашизмом. Да здравствует Красная Армия! Да здравствует Коммунистическая партия! Да здравствует наш вождь, любимый товарищ Сталин!
Все поднимаются, Казанцев чокается стаканом со своей женой, с окружающими и негромко добавляет:
— И за здоровье моей жены.
Все собравшиеся дружно выпили и закусили. Старшина Бубукин обошел стол с графином, налив желающим еще по полстакана. Опять был тост, и опять выпили. На сей раз за успехи в боевой и политической подготовке.
После застолья и танцев разошлись, и вроде все прошло нормально. Вскоре я уехал из полка, получив назначение на должность инспектора-летчика соединения. Через некоторое время я узнал, что майора Казанцева осудили и дали несколько лет заключения. Так как это происходило на Дальнем Востоке, то ехать Казанцеву далеко не пришлось, места заключения на востоке были рядом.
После войны, в Хабаровске, я случайно встретил начпрода (начальника продовольственной службы) того же АТБ. Он мне рассказал, что сидел одно время с Казанцевым, которого осудили и разжаловали якобы не за преступления и не за промахи в работе, а за то, что на одном из застолий он дискредитировал товарища Сталина, произнеся тост за здоровье Сталина и своей жены одновременно, поставив вождя на одну ступень со своей женой.
Вот такая жуткая история случилась с майором Казанцевым на аэродроме Желтый Яр в начале 1943 года. Эта версия казалась вполне правдивой и подходит особенно ко временам перестройки, когда все хорошее, что было во время Советской власти, стали мазать грязью и черной краской.
На самом деле, как я позднее узнал, майора Казанцева осудили не по политическим причинам, а за воровство. Вместе с ним осудили и отправили в лагеря начальника продовольственной службы батальона и начальника ГСМ батальона — этого за воровство и разгильдяйство: пропало более 30 тонн бензина".

цитата из книги Пепеляев Е.Г. - Лучший ас Корейской войны. МиГи против Сейбров
Вот так всегда, "тиран", "всесильный властитель", "палач", "тоталитарная цензура", а как начнешь копать, так сразу выясняется, что "Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не свалится".
И боже вас сохрани, никогда не читайте незнакомых антисоветских писателей.
Хоть до обеда, хоть после него.

На данный момент лучшая биография ЖЗЛ, которую мне приходилось читать. Написано с любовью, но без нагнетания страстей (как это было в биографии Оруэлла), каждая мысль подтверждается ссылкой на источники. С другой стороны, это настораживает: если в каждом абзаце есть ссылка на источник, то в чем же смысл работы? Все давно написано и изучено. Возможно, подача материала отличается от других биографий Толкина, мне не с чем сравнивать. Для меня достоинство книги в том, как много времени авторы уделили творческой работе Профессора.
Подробно описаны этапы работы Толкина над его книгами, над трудом всей его жизни - Сильмариллионом, начиная с его детского увлечения придумыванием языков и постепенного перерастания увлечения в смысл и работу всей жизни. Сам Толкин на страницах книги предстает живым человеком - особенно благодаря обилию цитат из его писем. Словно звучит его собственный голос. Интересно узнать, каково было отношение автора Хоббита и Властелина колец к собственным произведениям, героям и их приключениям, к реакции читателей и их бесконечным вопросам. В заключительных частях биографии вы найдете краткий пересказ Сильмариллиона - авторы понимают, что не все поклонники ВК смогли осилить этот труд. Я читала С. достаточно давно, мало что понимая, теперь эта книга в ближайших планах.
Кроме личной и духовной жизни Толкина, влияния католицизма на его творчество и, собственно, самого творчества, внимание уделено отношению писателя к произведениям его братьев по перу. Легенды Средиземья создавались не в вакууме, они впитали то, что было дорого Профессору, в том числе и мотивы "Беовульфа". Он создал языки, затем придумал народы, которые могли на них разговаривать, и мир, где эти народы могли бы жить, а затем появились его бессмертные сказки. Вот именно - сказки, не аллегории, не притчи, именно сказки Толкин считал главным в литературе и тем, что дает индивидуальность народам и землям. И пусть он не вкладывал в них сложные смыслы и высокие цели, но сложными и высокими были его стиль и манера работы. Не удивительно, что он довольно строго судил и чужие произведения, и свои собственные, никогда не переставая обдумывать и переписывать свой "Сильмариллион"

Какое у книги неправильное название. Надо переписать срочно: не «99 книг, которые не стоит читать», а «99 книг, которые не понравились Роману Арбитману», так честнее будет. Причём все эти 99 книг исключительно от отечественного производителя, — надо понимать, при пересечении границы РФ качество литературы автоматически возрастает в разы. Тематическое и жанровое разнообразие тоже так себе, так что объективная картина уже не складывается. С субъективной, впрочем, всё в порядке.

Сразу скажу, что 99 именно книг, а авторов меньше, потому что от творчества некоторых писателей Арбитман пострадал неоднократно, раза так два, а то и три — тут Захару Прилепину, которого развеселившийся Арбитман именует Захаркой, приветик. Ничего не понимаю: если так дико не понравилась одна книга автора, зачем же брать вторую, а потом третью — результат-то известен уже. Напоминает мне одного товарища, почитывающего слэш-серию книг и под каждой книгой цикла аккуратно оставляющего отзыв в духе «фу, гомосятина». Впрочем, наличие той фугомосятины никак не помешало ему в итоге ознакомиться со всем гомоциклом. Но допустим, Арбитман не есть патентованный мазохист и почётный поглотитель кактусов, просто он почему-то должен был все эти 99 книг прочитать (проспорил?), но это не даёт ему право переходить от литературных особенностей рецензируемых книг на личности их авторов. В боксе такой приём считается ударом ниже пояса, но Арбитман им пользуется вовсю. Примеры:

Может, в Проханове эпохи путчей ещё оставалось что-то натуральное, но Проханов теперешний, коммерческий — имитация: плюшевый Джигурда, беззубый пенсионер Табаки, вынужденный по инерции изображать Шерхана.

За последнее десятилетие Пелевин-прозаик, при всём его видимом нонконформизме, не раз чутко улавливал ветер с олимпа и чётко резонировал в такт каждому шагу статуй Госкомандора.

Но за писателей радоваться рано, потому что читателям тоже прилетело:

... пипл, для которого Донцова была простовата, а Бегбедер замысловат, открыл в С. Минаеве золотую середину.

Впрочем, даже тем, кто не принадлежит к офисно-хомячковому подвиду ценителей Минаева, его томик тоже пригодится. Им можно убивать мелких насекомых и заколачивать небольшие гвозди.

Чё-то как-то фу.
Продолжаем возмущаться. Искренне удивилась, увидев в «расстрельном списке» имя известного и хорошего писателя, которого в литературном косноязычии точно не обвинить. Так что же его книга делает в антипутеводителе? А она занимает там чьё-то место потому, что её автор, видите ли, не сошёлся с Арбитманом политическими взглядами. Если честно, порой возникало подозрение, что несхожесть взглядов — очень значимый критерий. Конечно, Арбитман разбавил тёплую компанию Прилепина, Проханова и Веллера Донцовой и Бушковым, но концентрация политоты всё равно зашкаливает. Не, я понимаю, допустим, что Иосиф Сталин фигура неоднозначная и к дискуссиям располагающая, но как-то больше о литературных недостатках и достоинствах книг хотелось бы узнать, а со своим отношением к Виссарионовичу я как-нибудь сама разберусь.
Вот когда Арбитман переходит к обсуждению литературного качества книг, тут он более объективен. Ошибок и коряво построенных фраз у препарируемых авторов действительно хватает, но к метафорам я бы не так придиралась, потому что тут принцип новогодней ёлки работает — «как смогли, так и украсили». Нельзя же писать односложными предложениями типа «он встал», «она села», а практически любую попытку поинтереснее усложнить предложение можно высмеять.
В итоге, как и любой рецензент, Роман Арбитман боьше рассказал о себе чем о рецензируемых. Например, то, что он невнимательно перечитал собственную книгу, потому что в начале её есть такой пассаж:

... употребление слова «нелицеприятный», то есть беспристрастный, в значении «неприятный» пора уже законодательно приравнять к мелкому хулиганству...

А в конце этакий:

Сквозь толстый слой юбилейной позолоты порой пробивается нечто нелицеприятное.

И дальше — пробившие позолоту примеры, поди знай, беспристрастные ли, но то, что неприятные для юбиляра — факт.

Много было в книжке всего разного забавненького, но в своём безудержном либеральном веселье Арбитману порой стоило бы знать меру и не называть символ русского военного мужества Сталинград Палачегорском. Резануло, если честно, словно в глаза желчью плюнули. И уж чего чего, а желчи той у Романа предостаточно, хотя он человек, безусловно, грамотный, образованный, неглупый и литературным мастерством вроде как владеет. Отдельные пассажи прямо с удовольствием читала, вот всё бы мастерство и сарказм Арбитмана — да в мирных целях.

Но в общем я, честно говоря, разочарована. Беря эту книгу, я рассчитывала посмеяться и порезвиться, любуясь играми со словами и смыслом, а окунулась в болотную жижу околополитических разборок и желчного злоязычия. Обойти вниманием убогий недофанфик, коих на прилавках масса, и раскритиковать добротную историческую (пусть даже околоисторическую) прозу чёт необъективненько.

Антипутеводитель по современной литературе
Роман Арбитман

Шустрый и плодовитый критик предложил, по идее, неплохой проект. Арбитман (или как его там? Однажды он выступил под кликухой «Кац», описывая несуществующую историю советской фантастики о Луне), так вот, Кац-Арбитман пишет анти-рецензии на книжки модно-тиражных авторов, так сказать, предупреждая, что читать этого не стоит. Себя он мнит, наверно, неким «санитаром леса» отечественной беллетристики. Спасибо за расставленные вешки, конечно.
Но есть и другой способ избегнуть неприятностей – просто не заходить в эти места. Да и есть ли лес? Там где некогда шумел «Русский лес», теперь непонятно что, какое-то вонючее болото. Мелкое и противное. Не утонешь, наверно, но пять чувств довольны не будут, обоняние, в том числе. С громко квакающими уродливыми лягушками, раздувающимися до размеров вола и почитающими себя великими писателями современности.
Ну, полистал. Акунины-быковы-улицкие-донцовы-липскеровы и проч. – это русская литература что ли?
Но ворон ворону глаз не выклюет. Наивно было бы считать, что критик-арбитр вообще против этого болота. Нет, он просто недоволен качеством, ссылаясь на «классику» в виде кёслеров-гроссманов. Зато, как только очередной глупый автор тиражной макулатуры позволяет себе намек на «расизм, фашизм или антиамериканизм», наш Арбитман тут же делает стойку, как хорошо выдрессированный охотничий кобель. Писать плохо о «пиндосах» нельзя, даже в развлекательной литературе; что за дело до того, что у них наши выводятся в виде «ватников» и пр. Автор прикрывается эстетическими критериями, (например, наш критик вдоволь оттоптался на неумехе Д.Володихине). Но два отличных и мастерски написанных романа Пелевина тоже подверглись разгрому. Понятно, что по идеологическим соображениям. Сам Арбитман превращается в карикатурную фигуру идейного либерализоида, демшизоидного литератора, стоящего на страже интересов «своих», под видом литературной критики. С кем его сравнить? Пожалуй. с катастроечными критикессами вроде Н.Ивановой и М.Чудиновой. Практически, «чистые типы».
Но ведь действительно, ряд заметок РА выглядят довольно меткими, действительно графомания цветет махровым цветом. Ну, кто бы спорил. Уродливый, спекулятивно-коррупционынй рынок» он же не только в ТЭКе, но и беллетристике тоже. Не выгодно хорошо работать, лучше халтурить, нужно халтурить, ну, и еще иметь «выгодную позицию». К примеру, тот же «Лука» начинал неплохо и мог бы быть автором 2-3 качественных сборников фантастики. Но его «раскрутили» (в том числе, и с помощью дурацких экранизаций) и вынуждают гнать «вал». Количество решительно победило качество. Но осуждать это и спорить с этим в условиях чужой монополии на «дискурс» и предельно нечестной конкуренции на всех «полях» - бесполезно. Ну, их всех!
Сбрось муму с поезда.