Виктор Славкин – лучшие книги

В центре пьесы – переосмысление противостояния стиляг и идеологически правильных партработников: главный герой произведения по кличке Бэмс во время учебы в университете был призван к ответу вышестоящими органами за свое увлечение «американским образом жизни», а проще говоря, западной музыкой. Его сокурсник, комсорг Ивченко – не вмешался в учиненную над ним расправу. Встретившись спустя много лет, бывшие друзья смотрят на давно отгремевшие страсти с позиции умудренных жизнью людей.
Как писал сам Виктор Славкин: «Поначалу пьеса называлась «Дочь стиляги», и в ее основе лежала подлинная история. Со мной в институте учился парень по кличке Бэмс. Он увлекался запрещенным тогда западным джазом, модно одевался, его любимым писателем был Хемингуэй. Однажды на факультетском вечере он спел по-английски «Чаттанугу-Чучу», что тогда приравнивалось к антисоветской пропаганде. Помните: «Сегодня он играет джаз, а завтра – Родину продаст». Бэмса чудом не исключили из института, но и ходу после окончания не давали. Это воспоминание и послужило толчком к пьесе».
Один из главных лейтмотивов творчества Славкина – прощение подлости, совершенной близкими, друзьями, словом, теми, с кем связана большая часть жизни – прослеживается и здесь. «Взрослая дочь» написана чуть раньше «Серсо», поэтому в Бэмсе еще есть нетерпимость к Ивченко, при молчаливом содействии которого он на всю жизнь стал «инженером без допуска» («Я потом всю жизнь старался, но к чему то в жизни меня так и не допустили»), в то время как главный герой «Серсо» Петушок – по человеческим меркам, уже совсем просветленный, и никак не реагирует на то, как его предприимчивый друг Паша бесстыдно пытается присвоить принадлежащий ему дом буквально у него на глазах. По позднему Славкину, если рубишь концы – то вместе с предавшими тебя людьми, отсекаешь и куски своей жизни, в том числе и все хорошее, что было с ними связано. Философский посыл таков, что подлый человек – сам по себе лишь инструмент судьбы, и все что случается – оно бы все равно произошло так или иначе, а чья-то подлость – лишь катализирует будущие неудачи. В общем, во всем, что происходит с человеком – виноват только он сам. Как говорится, от судьбы не уйдешь.
Интересно, что эти роли «пострадавших от жизни», блаженных неудачников в спектаклях Анатолия Васильева «Взрослая дочь молодого человека» и «Серсо» сыграл один и тот же актер – Альберт Филозов, таким образом, ставший театральным альтер эго автора и воплотивший тему эволюции доброты в отдельной личности.

"Белая шляпа Бляйшица" - еще одна книга серии "Проза еврейской жизни". Десять собранных под одной обложкой рассказов написаны современными авторами, которые принадлежат к разным поколениям, имеют разный жизненный опыт, работают в разной стилистической манере. Однако именно это несходство позволяет читателю увидеть яркую и многоцветную картину бытия.

"Взрослая дочь молодого человека" - первый сборник пьес драматурга Виктора Славкина. Его одноактные пьесы, написанные в шестидесятые - семидесятые годы, несут на себе печать увлечения автора театром абсурда, гротеска, яркой метафоры. Здесь мы узнаем Виктора Славкина - автора многочисленных юмористических рассказов. В пьесах "Взрослая дочь молодого человека" и "Серсо", с блеском поставленных известным режиссером А. Васильевым, а также в пьесе "Попугай жако" бывшие молодые люди мучительно пытаются найти опору во времени, ищут контакт с современной жизнью.

До резкой смены эпох оставалось еще без малого 10 лет, но в застойном воздухе 80‑х драматурги позднесоветского периода уже улавливали меняющиеся настроения, пытаясь выразить свое поколение. Пьеса Виктора Славкина «Серсо» по праву стала легендарным текстом уходящей эпохи, увековечив «внутренних эмигрантов» советского периода, потомков чеховских недотеп, разочарованных в себе и в стране людей, смиренно живущих в то время, когда им выпало жить.
«Серсо» имеет и другое название, ставшее крылатым выражением: «Мне 40 лет, но я молодо выгляжу»: компания 40‑летних, в разной степени знакомых друг с другом людей приезжает на выходные в загородный дом. Объединяет их всех хозяин дома, точнее, неожиданно получивший эту недвижимость в наследство от двоюродной бабушки Петушок, как любовно кличут 40‑летнего Петра друзья. Проютившийся почти всю жизнь в одной комнате с мамой (как констатируют его друзья – «у него жилищный комплекс»), Петушок испытывает эйфорию и призывает собравшихся одиночек (всех героев объединяет еще и то, что у них нет семьи) остаться жить здесь навсегда, отрешившись от мирской суеты и сформировав сквот счастливых колонистов. Никто из них не питает иллюзий, осознавая что эта идея – утопична, но на выходные – соглашается принять условия игры.
По своей форме пьеса очень театральна и содержит три временных слоя: помимо настоящего времени – собственно 80‑х, – есть еще отсылка к Павлу I (Паша, историк по образованию и предпримчивый ремонтный рабочий по жизни, мистифицирует находящуюся в доме мебель, намекая на то, что именно она была в спальне императора в ночь убийства); а также 20‑е годы XX века – найденная в доме переписка бабушки с ее возлюбленным вдохновляет колонистов на костюмированное чтение писем вслух. Тогда и жили и любили по-другому: подражание тому времени – неспешная игра героев в серсо усиливает элегический чеховский драматизм пьесы. Что не отменяет и ее социальный посыл: в любой исторической реальности идеал не достижим.
По гамбургскому счету, «Серсо» ставилось один раз: в 1985 году мощнейший из режиссеров, работающий и поныне – Анатолий Васильев – придумал оригинальное и выразительное художественное решение, лаконично поместив актеров в продуваемый со всех сторон остов деревянного дома и рассадив зрителей по кругу, так чтобы каждый мог видеть происходящее со своего уникального ракурса. Изысканное кружение рук с передачей писем по кругу, красные бокалы и белые конверты – сгустив до предела пространство, режиссер создал удивительный по красоте и атмосфере спектакль, задавший высокую планку режиссерам последующих поколений. Но наличие идеального спектакля должно не пугать, а бросать вызов современникам, ведь тема одиночества в «Серсо» не устаревает и по своему резонирует с любым временем.

Во многих пьесах Славкина, вдохновленного классиками драматургии абсурда, абсурд соединяется с бытовой человеческой историей, даже с сентиментальностью. В «Плохой квартире» абсурд в том, что семья живет по соседству с тиром, жильцы даже знают, когда и куда стреляют. Но они смирились и приноровились к этому. Потому что попали они туда из-за жилищного кризиса, другой…

Джаз был запрещен, танцевать рок-н-ролл было нельзя, Хемингуэй не издавался, а за прическу типа "Тарзан" могли забрать в милицию... Тех, кто запреты нарушал, называли стилягами. Их высмеивали, над ними издевались, им грозил волчий билет на всю жизнь. Но именно они, всеми презираемые стиляги, и бросили первыми вызов серому суконному сталинскому быту. История поколения рассказывается в книге через анекдоты, легенды, байки, песни тех лет.

Блестящие наблюдения, точные, часто нелицеприятные оценки, убийственные характеристики... Лица, которые упомянул и прославил зоркий автор этой сенсационной книги, - люди отнюдь не одного круга. Это - иногда случайные знакомые, иногда друзья и коллеги. Но все в одном плавильном котле, в каше будней ушедшего времени. С разными амбициями, положениями, репутациями и без таковых, чаще близкие мирам театра и литературы, знаменитые и незнаменитые, честные и мошенники, таланты и бездарности, выскочки и приспособленцы, лентяи и труженики. Все они слиплись меж собой благодаря прицельному глазу драматурга, который в каждом видел потенциального персонажа некой большой ненаписанной пьесы под условным названием "Совок"...

В начальной ремарке «Стрижки» драматург подчеркивает, что особой разницы нет, будет ли главный герой по ходу действия стричь одного клиента, или же разные люди будут сменять друг друга в его кресле. Все это неважно, потому что парикмахер достиг той критической фазы, когда ему просто необходимо выговориться, чтобы озвучить прежде всего для самого себя давно назревшие мысли: «Я, знаете, до сорока лет страдал от своего характера, от того, что он не такой, как хотелось бы… До сорока лет я боролся со своим характером, думал – переломлю себя, и жизнь пойдет другая. А в 40 лет понял, что никакой другой жизни не будет. Что есть – то есть. И как только я до этого дошел, я перестал бороться со своим характером, а стал любоваться. Характером своим, жизнью… „Смотри ты, – думаю, – от меня ушла женщина, а я ничего“. Я даже сам себя заинтересовал». В психологическую рефлексию героя вклинивается и его самоирония, и тяга к подтруниванию над окружающими (безмолвными клиентами).

Западный мегаполис. Безработный юноша находит место в тире, хозяин которого эксплуатирует его как живую мишень. Со временем «аттракцион» разрастается, и герой уже обитает там круглые сутки под прицелом вместе с женой.