Цитаты из книг — Эндрю Тернбулл

Когда его представляли кому-нибудь, он с чарующей приветливостью истого принстонца произносил: "Очень приятно познакомиться с вами, сэр. Кстати, я алкоголик".

[Строфа] из трогательного реквиема Бишопа «Часы», посвященного Фицджеральду: Был полон обещаний, как весна, Приход твой: золото нарцисса в волосах — Так ветер вдохновен, когда еще пусты леса И каждый миг запеть готова тишина.

Он стремился всюду побывать, все увидеть и почувствовать, исследовать каждую деталь. Он хотел приложить руку ко всему и потому за все брался с жаром. И это делало его привлекательным. Он рвался навстречу жизни, стремясь объять ее всю сразу, не будучи в силах ожидать медлительных поворотов ее размеренного течения.

Я настолько дурен, мерзкий сукин сын, что просто обязан творить добро - в своей работе, - чтобы уравновесить зло. Я просто обязан писать хорошо, и я это могу.

После возвращения из Европы в 1926 году Фицджеральд так описывал Нью-Йорк: "Спешка... граничила с истерикой. Приемы стали многолюднее... темп убыстрялся... спектакли стали смелее, здания - выше, нравы - вольнее, спиртное - дешевле, только все эти достижения не вызывали особого восторга. Молодые быстро изнашивались - в…

"Я думаю, что ты - совершенство. Ты всегда готова слушать мою писанину, в любое время дня и ночи. Ты очаровательна... прекрасна. И я верю, что раз в неделю ты моешь холодильник." (Фицджеральд жене)

"Балтимор погрузился в туман, сквозь который не проглядывает ни один шпиль. Я ступаю в кабинет, где мой взгляд падает на груду незаконченных бумаг - писем, гранок, заметок... Я уже было касаюсь их, но отдергиваю руку... Нет, нет, ни в коем случае! Это оказалось бы для них губительным. Я снова иду на веранду, на этот раз…

При этом он уверял Нойза, что ощущает в себе способности писать или книги, которые найдут хороший сбыт, или книги, имеющие непреходящую ценность, и что он в раздумье, какой путь ему избрать. Нойз убеждал Фицджеральда, что в конечном счете он получит больше удовлетворения от создания книг непреходящей ценности. Фицджеральд…

Он [Скотт] был склонен иногда сетовать на судьбу, но все же оценивал свою жизнь беспристрастно и возлагал всю вину за свое теперешнее состояние единственно на себя.

Фицджеральд писал Перкинсу, что дружба с Хемингуэем — «одна из самых ярких страниц в моей жизни. Но я все же продолжаю считать, что таким отношениям когда-то приходит конец, хотя бы в силу присущего им чрезмерного накала. Поэтому не думаю, что мы с ним будем часто встречаться».

Фицджеральд пережил век джаза и запечатлел его в своих произведениях. Теперь он пожинал его плоды, сметенный волной отчаяния, которая последовала за ним.

Когда Сильвия Бич, владелица книжного магазина «Шекспир», пригласила Джойса и Фицджеральда на обед Фицджеральд заявил за столом, что готов выпрыгнуть в окно в знак признания гения Джойса. «Этот молодой человек, должно быть, сумасшедший, — утверждал позднее Джойс. — Боюсь, как бы он не причинил себе какое-нибудь увечье».

Из них двоих Зельда оказалась большим реалистом, она проявляла большую трезвость в оценке людей, видя насквозь тех, кого Скотт, случалось, уже готов был идеализировать.

Скотт упорно работает и все еще бредит войной. Наездом побывал Эрнест Хемингуэй, чем-то напоминающий земного мистика… -(Зельда, из писем).

...он [Скотт] постоянно повторял, что когда-нибудь станет знаменитым. Вспоминая то время, Зельда писала: «Казалось, какая-то неземная сила, какой-то вдохновенный восторг влекли его ввысь. Он словно обладал тайной способностью парить в воздухе, но, уступая условностям, соглашался ходить по земле».

Фицджеральд впервые узнал девушку, чья неукротимая жажда жизни оказалась под стать его собственной, и чье безрассудство, оригинальность, остроумие никогда не переставали волновать его... в Зельде он нашел существо, которое помимо его воли всецело завладело его помыслами. К ней влекла не только ее внешность, он безотчетно…

В первые месяцы своего пребывания в университете Фицджеральд совершенно случайно познакомился с редкостно одаренным студентом из его же группы. [Это был Джон Пил Бишоп].

То, что он лицезрел в зеркале — красивого, самоуверенного, непохожего на других блондина, — внушало надежды. По чьему-то точному замечанию, он выглядел как нарцисс.