5

Франсуа Мориак – гений, это мне давным-давно понятно. Но оказывается, Франсуа Мориак ещё и очень умный человек….

«Чёрные ангелы», соответственно заглавию, обманчивы и двусмысленны. Начинаясь горячечной, задыхающейся исповедью, они продолжаются как сущий деловой роман, приводящий на память то ли Писемского, то ли Мельникова-Печерского. Бурное прошлое, неустойчивое настоящее (36-й год!!), секреты, интриги и страсти, шантаж, мокруха, подлог, издевательства над умирающим стариком. Чего ещё пожелать на сон грядущий? Но Мориак не был бы Мориаком, если бы унизился до «тайн мадридского двора». Он играет с открытыми картами, и актуальны для него не события, а мотивации, не кто, а зачем и почему. Ибо есть два граничащих поместья, которые во что бы то ни стало нужно объединить…
Я происхождения плебейского, мне трудно понять, как это – любить землю, на которой не работаешь. Но Габриэль и Матильда ради своей любви к земле готовы презреть что угодно – и некую страдальческую тень, и элементарную осторожность, и взаимную ненависть, и подозрения, и родных детей. Мы их поженим, будьте уверены. Что это ещё за сопли – люблю, не люблю, не хочу в поместье, хочу в Париж? Мы родители, хотим - с кашей вас едим, хотим – масло из вас пахтаем. Вы нам обязаны, и обязаны этой землице. На которой не трудитесь.
Что касается Андреса, Габриэлева сына, это один из двух самых симпатичных персонажей, прагматичный, устойчивый, упорный, дубоватый, совершенно нечуткий… настоящее удовольствие наблюдать за такими мужчинами, когда они влюблены. Проблема в том (не спойлер, а ясно с самого начала даже и ежу!), что Андрес влюблён не в ту, в кого следует. А та, в кого следует, относится к нему следующим образом:

Она… могла бы стать его женой – презираемой, возможно, даже ненавистной, но – женой. И он бы спал с ней иногда, чтобы иметь детей. То, о чём она иногда мечтала, вернее, то, о чём она запрещала себе мечтать, сделалось бы не грехом, а обязанностью. А любит не любит – не велика важность… Катрин понимала, что Андрес не испытывает к ней ничего: камень, труп. Но её устраивал и труп.

Её-то, положим, устраивает. Меня не устраивает! Дело даже не в отсутствии чувства собственного достоинства – откуда ему быть, если его не взращивали? И не в том дело, что восемнадцатилетняя девушка, у которой всё впереди вообще-то, готова спать с трупом, поскольку лучше труп, чем никого. Её выбор, её право. Но какому богу в жертву и в усладу эта взаимная некрофилия? Маме с папой? Таинству нерасторжимого брака? Католической Церкви? Или…
…или этим поместьям, пропади они пропадом?

Не терплю некрофилии: ни нерасторжимой, ни даже кратковременной. Наверное, в том и сила Мориака, что читатель воспринимает, как мучительна раздвоенность, собственной шкурой. Когда вся душа вопит: «Так не должно быть, не должно, не должно!», и эти вопли не заглушают сознания: так до́лжно. Так, и никак иначе.