О рассказах, вдохновивших русского царя на освобождение крепостных крестьян

Как проза Ивана Тургенева изменила судьбы людей

Автор: Даниял Муинуддин

Мой афганский крестный, бравый вояка, когда-то в 1930-х годах установивший рекорд всей Индии по скорости на мотоциклах, отзывался о «Записках охотника» как об одной из двух или трех книг, которые сформировали его мировоззрение и продолжали информировать его. Я помню, как этот томик карманного размера с тончайшими гладкими страницами в кожаном переплете лежал на его прикроватной тумбочке.

Его гораздо больше интересовали лошади и собаки, чем книги, и он ни в коей мере не мог считаться литературно образованным, однако нашел покой в рассказах Ивана Тургенева , тихое прохладное убежище от деятельной и горячей жизни. «Записки» из тех книг, что сразу привлекают, сильно впечатляют и могут сопровождать вас всю жизнь.

«Записки» появились в критический момент развития рассказа как литературной формы. Тургеневу посчастливилось родиться и вырасти в том месте, где эта поэтическая форма, рассказ, достигла своего высочайшего (к тому времени) развития: в России середины и конца XIX века. Чехов есть Чехов, в рассуждениях о писателях его типа и оттого тесно с ним связанных сравнения неуместны. И все же, хотя величие Чехова недосягаемо, «Записки охотника» могут так серьезно увлечь нас своими описаниями человека, зверя и божьего мира, что мы говорим: спасибо за то, что вы сделали, и сделали хорошо, и, пожалуйста, делайте это еще и еще.

Книга объединяет множество сюжетов, и каждый по-своему очень интересен. Это та удивительная штука, классика, которая не оставляет равнодушным. Она чудная. Рожденная на ранней стадии развития своей литературной формы, она обладает незрелым своеобразием молодости, яркой и утренней.

Предки Тургенева получили от царей землю в вотчину после того, как перешли из Золотой Орды в 1440 году на службу ко двору великого князя Василия Ивановича. Спасское, основное имение Тургенева, о котором рассказывают эти истории, представляло собой 50 тысяч акров плодородного чернозема. Тургеневы с 1600-х годов владели этой землей, пожалованной им в награду за военную службу. Пятьдесят тысяч акров – это не просто ферма, это небольшое государство. Некоторые индийские княжества и другие государства в истории были гораздо меньшего размера. Это 78 квадратных миль или квадрат со стороной чуть более восьми миль.

Русская история, история этих земель, вся пронизана насилием вплоть до наших дней. Бессердечное отношение руководства к рабочим, которых оно послало отмывать с помощью швабры и ведра облученный корпус чернобыльского реактора, коренится в насилии первых правителей России. Петр Великий мог раздавить в своем огромном кулаке золотую монету, и все эти безумные или вменяемые правители давили ради развлечения людей.

Мать Тургенева Варвара Петровна управляла Спасским самовластно, капризно и с редкой даже для крайне деспотичного дворянства того времени жестокостью. Она выпускала собственную бумагу, ткани, выращивала провизию, рубила лес, держала лесопилки, выпускала свечи. Все виды работ. Если бы Россия перестала существовать и Спасское оказалось посреди синего моря, она лишилась бы только тех нарядов, что заказывала из Парижа, – прихоть дурнушки, вышедшей замуж за бравого и патологически неверного человека.

Бабушка Тургенева однажды до смерти избила мальчика-слугу и в замешательстве спрятала тело под грудой подушек. Его мать требовала, чтобы мужчины, отправляемые в пожизненную ссылку в Сибирь или в армию, перед отъездом проходили под окнами ее гостиной и благодарили ее за терпение к ним. В молодости Тургенев заметил, как во дворе петербургского дома его матери обижали маленькую девочку, и с ужасом понял, что это его собственная внебрачная дочь от крепостной женщины из Спасского.

Его мать знала о происхождении девочки и, конечно же, считала ее источником неудобств, которые та могла бы доставить ее обожаемому сыну. Она не хотела причинять ему боли, т.к. сама очень страдала в детстве, отвергнутая собственной матерью и ставшая жертвой сексуальных домогательств отчима. Тургенев увез девочку в Париж, дал ей образование и приличное приданое, переименовав ее в Полинетту в честь любви всей его жизни Полины Виардо – одной из лучших европейских певиц своего времени. Но это уже другая история.

Это поместье и бесчинства, устраиваемые его матерью, легли в основу данной книги. Если бы Варвара Петровна была добрее, у Тургенева не было бы сведений для написания «Записок охотника». Эти истории в равной степени отражают деспотизм его матери и общий деспотизм российского государства. Его личный бунт свершался одновременно с более масштабным национальным политическим восстанием. Как в детстве, так и будучи уже взрослым человеком, Тургенев искал компании крепостных на псарнях и в кухнях Спасского, потому что среди них он встретил доброту. «Записки охотника» – плод этих встреч. Сила очерков именно в портретах этих мужиков и баб.

«Записки» стали его первой действительно успешной работой. Когда в 1852 году в возрасте 34 лет вышло первое издание с большинством рассказов, включенных в современный сборник, оно представляло собой лишь серию небольших очерков, вовсе не предвещавших грядущего великолепия. «Записки» имеют все характерные черты работы, выполненной для себя, с любовью и непринужденно. Не слишком заботясь о слоге, он рисовал портреты этих мужиков и баб из имения, рассказывал истории, которые он слышал или наблюдал воочию.

Основное отличие историй о жизни от самой жизни заключается в том, что у жизни нет сюжета, в частности, сколько-нибудь связного сюжета. В большинстве случаев, как принято в рассказах, сюжет передается писателем в человеческих взаимоотношениях. Прелесть этих историй в том, что они настолько бессюжетны, что некоторые из них удерживаются вместе только с помощью собирающего механизма рассказчика, отправляющегося на охоту и сталкивающегося с мужчиной, женщиной или ситуацией. У Тургенева гораздо больше оснований, чем у кого-либо, застенчиво и непринужденно заявить: я создал их из глотка воздуха.

«Записки» сыграли важную политическую роль в истории России, необычную для художественной литературы и для любого произведения искусства вообще. В середине 19-го века необходимость освобождения крепостных крестьян, бывших фактически рабами, стала очевидной для все более прозападной знати. Над неизбежностью их освобождения, а затем и способами и принципами этого освобождения ломали головы дворяне и, что самое важное, царь Александр II.

Помещики внезапно осознали, как трудно им смириться с потерей своих доходов и полномочий, следующей из этого освобождения, отчасти потому, что они очень мало знали о своих крепостных, никогда не обращали на них особого внимания. Они требовали подчинения ссылками и кнутами или тешились крепостными оркестрами в своих имениях и отчаянно предавались азартным играм, общаясь между собой по-французски. Если бы они задумались, посчитали бы дерзостью для крепостных иметь личную жизнь.

Очерки Тургенева показали человечность этих мужчин и женщин их владельцам, раскрыли всю сложность их характеров. Рассказы стали настоящим откровением для читателей. Любой человек, когда-либо убивавший курицу, знает, что лучше не смотреть ей в глаза. Тургенев заставил своих соотечественников сделать это, посмотреть в глаза крепостным. Сам Александр II признавал роль этих рассказов в издании им Манифеста об освобождении, отменившем крепостное право в 1861 году.

Даже сегодня, в совершенно иных обстоятельствах, мы можем извлечь пользу из этого вынужденного пробуждения. Во времена Тургенева разгорелись дебаты, непосредственно повлекшие за собой ужасную русскую революцию, между теми, кто выступал за поворот к Западу, и теми, кто мечтал о новом славянском порядке, отличном от любого другого в Европе.

Может показаться, что эти давно разыгрывавшиеся баталии не имеют значения сегодня. Дискуссия о верном направлении развития России, хоть и включала в себя классовый конфликт между землевладельцами и крепостными, имела в своей основе конфликт культурный: фундаментально восточная русскость против европейского рационализма. Это очень напоминает наши сегодняшние споры о смешении культур северного и южного полушарий. Оба вопроса о том, как поженить две культуры.

В «Записках» есть кое-какие особые достоинства, на которые я хотел бы обратить ваше внимание, дорогие читатели, как хозяин на банкете раскладывает вилкой и ножом деликатесы на сервировочном блюде. В этих очерках Тургенев показывает, что он мастерски владеет двумя чрезвычайно сложными искусствами: создание портретов персонажей, мужчин и женщин во всей их сложности, и описание природы. Все его рассказы демонстрируют сочетание этих двух преимуществ.

Вот он описывает степь, идет по ней: «вихри-круговороты – несомненный признак постоянной погоды – высокими белыми столбами гуляют…»

Я видел много вихрей, но никогда раньше не замечал, что, когда ветер гоняет кружащиеся столбы пыли и соломы вдоль поля, это значит, будет хорошо и ясно. Чтобы описать это, мне потребовалось больше слов, чем ему. До чего же точен он в этих описаниях! Множество превосходных отрывков описывает пейзаж. В этом его никому не превзойти, потому что он пристально наблюдает за природой и очень хорошо ее знает.

Название книги довольно точное – это действительно выдержки из записной книжки увлеченного охотника. Радостью жизни Тургенева была стрельба, в основном по птицам. Он был разочарованным человеком – с детства разочарованным в любви своей матери. Современники упрекали его в слабости и вялости, и, несмотря на то, что он написал эти блестящие рассказы и многое другое, слишком часто его называли просто сказочником.

Пейзаж – убежище для израненной души, и за его романтическими и страстными описаниями русской степи чувствуется печальная неуверенность, которую он ощущал в отношении своего места среди людей. Щедрые описания мужчин и женщин в Спасском созданы со всей нежностью истосковавшегося по любви мальчика. Описания природы же даны с точки зрения человека без корней.

Хотя он и мастер описания, но отлично ему удаются и окончания. Концовка - самая трудная часть любой истории. И особенно трудны они для автора коротких рассказов, хотя бы потому, что ему часто приходится иметь с ними дело, в отличие от романиста, который пишет концовки только раз в несколько лет. Окончания некоторых его рассказов настолько размыты и поэтически точны (причем точны именно поэтически), что оставляют читателя в ошеломлении и потрясении. Я расскажу об одном из моих любимых, чтобы дать вам о них представление.

Как и многие другие очерки в «Записках», «Певцы», кажется, вообще не обрабатывались. Охотник из мелких помещиков в жаркий летний день заходит в крестьянскую пивную в захудалой деревушке. Там собралась очень разношерстная компания: Моргач, Обалдуй, Дикий-Барин – таковы их прозвища, и это эксцентричные бездельники и пьяницы, «повелители дорог», как мы называем таких в Пакистане. Парни, основное занятие которых – болтаться туда-сюда по деревенским улицам.

Оказывается, там проходит соревнование, конкурс певцов с кружкой пива в качестве приза. Жребий первого исполнения выпадает одному из участников, аутсайдеру, известному только как «рядчик». Поет он искусно:

Голос у него был довольно приятный и сладкий, хотя несколько сиплый; он играл и вилял этим голосом, как юлою, беспрестанно заливался и переливался сверху вниз и беспрестанно возвращался к верхним нотам, которые выдерживал и вытягивал с особенным стараньем…

Постепенно он захватывает внимание слушателей и распаляет их:

Ободренный знаками всеобщего удовольствия, рядчик совсем завихрился, и уж такие начал отделывать завитушки, так защелкал и забарабанил языком, так неистово заиграл горлом, что, когда, наконец, утомленный, бледный и облитый горячим потом, он пустил, перекинувшись назад всем телом, последний замирающий возглас, — общий, слитный крик ответил ему неистовым взрывом.

Более шумная часть толпы уже венчает его победителем, но хладнокровные слушатели одерживают верх, и его местного соперника Яшку просят показать свой голос.

Первый звук его голоса был слаб и неровен и, казалось, не выходил из его груди, но принесся откуда-то издалека, словно залетел случайно в комнату.. Я, признаюсь, редко слыхивал подобный голос: он был слегка разбит и звенел, как надтреснутый; он даже сначала отзывался чем-то болезненным; но в нем была и неподдельная глубокая страсть, и молодость, и сила, и сладость, и какая-то увлекательно-беспечная, грустная скорбь. Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нем и так и хватала вас за сердце, хватала прямо за его русские струны.

Когда он заканчивает, публика молчит. Жена хозяина гостиницы в слезах убегает в другую комнату. Соперник певца, рядчик, подходит к Яше. «Ты... твоя... ты выиграл», — произнес он, наконец, с трудом и бросился вон из комнаты.

Теперь следует сдвиг, иррациональный и интуитивный, который я нахожу столь интригующим. Рассказчик-помещик выходит из гостиницы, мир кажется ему чужим из-за услышанной музыки, он засыпает в стогу и просыпается, едва наступает ночь. Собравшись с силами, он идет домой мимо пивной, где все сейчас пьяны и катаются, как звери, – он видит это через окно. Идя по темной дороге, он слышит, как какой-то мальчик вновь и вновь выкрикивает имя Антропка, Антропка.

«Антропка! Антропка-а-а!..» — кричал он с упорным и слезливым отчаянием, долго, долго вытягивая последний слог.
Он умолкал на несколько мгновений и снова принимался кричать. Голос его звонко разносился в неподвижном, чутко дремлющем воздухе. Тридцать раз по крайней мере прокричал он имя Антропки, как вдруг с противоположного конца поляны, словно с другого света, принесся едва слышный ответ:
— Чего-о-о-о-о?
Голос мальчика тотчас с радостным озлоблением закричал:
— Иди сюда, чёрт леши-и-и-ий!
— Заче-е-е-ем? — ответил тот спустя долгое время.
— А затем, что тебя тятя высечь хочи-и-и-т, — поспешно прокричал первый голос.

Так он и заканчивается, оставляя странный сумасшедший привкус этой почти неприятной концовки, застывшей на нашем нёбе. Что она означает?

* * *

И это все, но не совсем. «Постойте. Лишь два слова пред уходом» (цитата из «Отелло» — прим. пер.). Конечно, у меня предвзятое отношение к этим очеркам. Я фермер из Пакистана, одного из немногих мест на земле, где до сих пор существуют условия, описываемые Тургеневым – феодальный строй.

Я молюсь о том, чтобы человечество никогда больше не вспоминало об этой форме неравенства, но подозреваю, что глупость не победить и когда-нибудь на Марсе или на Планете X человек снова будет господствовать над человеком, как это было феодальной России, как происходит это в нашем сегодняшнем унылом Пакистане. Я жил и надеюсь умереть с верой в Тургенева. Я знаю, о чем говорю. Он описал эти эпизоды — эти феодальные эпизоды – лучше всех, и сделал это на века.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ