Должно ли это дерево иметь равные с тобой права?

Во всем мире набирает силу движение, наделяющее законными правами природные явления: реки, озера и горы. Роберт Макфарлейн исследует обострение нового анимизма

Автор: Роберт Макфарлейн

26 февраля 2019 года озеро стало человеком. Уже долгие годы озеро Эри — самое южное из Великих озер — находится в состоянии экологического кризиса. Инвазивные виды заполоняют его. Биоразнообразие разрушается. Каждое лето сине-зеленые водоросли цветут в видимых из космоса количествах, создавая токсичные «мертвые зоны». Морские водоросли питаются удобрениями и жидкими отходами окружающих ферм. В августе 2014 года стоки фосфора настолько загрязнили Эри, что город Толедо, расположенный на западной оконечности озера в штате Огайо, в самую жаркую пору года на три дня остался без питьевой воды.

Потрясенные состоянием озера и уставшие от неспособности руководства штата и федеральных властей улучшить экологию Эри члены городского совета Толедо в декабре 2018 года подготовили необычный документ: чрезвычайный «билль о правах» для озера Эри. В основе законопроекта лежало радикальное предложение: «экосистеме озера Эри» должна быть предоставлена правосубъектность, а также соответствующие законные права, включая право «существовать, процветать и развиваться естественным путем».

Билль о правах Эри — короткий, пылкий, злободневный текст. Он напоминает мне сцену из греческой трагедии или пьесы Ибсена. «Мы, жители города Толедо…» заводит выделенный курсивом хоровой рефрен. «Декларативная часть» в юридическом языке. Формулировка законопроекта звенит любовью и яростью. Прекрасная мечта о справедливой земельной этике. «Стало необходимым, — говорится в законопроекте, — наделить законными правами нашу природную среду, дабы гарантировать, что мир природы отныне не будет служить накоплению избыточного капитала и произволу политических властей».

В 1970 году Джеймс Баллард придумал термин «невидимая литература» для обозначения «большинства опубликованных документов — от отчетов о маркетинговых исследованиях и журналов фармацевтических компаний до правительственных отчетов США и медицинских учебников». Я считаю, что Билль о правах Эри является примером «невидимой литературы» нашей эпохи антропоцена. Одновременно обнадеживающая и отчаянная запоздалая попытка остановить медленный экоцид.

В законопроекте содержится смелое онтологическое утверждение о том, что озеро Эри является живым существом, а не набором экосистемных услуг. Законопроект на самом деле является результатом того, что можно назвать «новым анимизмом» (слово происходит от латинского anima — душа, дыхание, жизнь). Наделяя озеро живостью и уязвимостью, он освобождает Эри от его утилитарной роли сточного колодца и источника. Как таковой, этот законопроект является частью более широкого комплекса сравнительно недавних юридических шагов, чаще всего инициируемых группами местного населения в системе правосудия по всему миру, направленных на признание взаимосвязи и одушевленности живого мира, известных как движение «природные права» или «права природы».

Билль о правах экосистемы озера Эри был представлен гражданам Толедо на референдуме 26 февраля, 61% проголосовали «За», и озеро Эри стало — символически, временно — «юридическим лицом». Оно присоединилось к компании других нечеловеческих сущностей, наделенных различными версиями правосубъектности: реки Ганг и Ямуна в Индии (хотя это решение впоследствии было отменено верховным судом Индии), река Уангануи в Новой Зеландии (обозначенная в парламентской декларации как «неделимое и живое целое»), колумбийская Амазония и вся природа Эквадора, который в 2008 году лихо закрепил права «Пачамамы» («Матери-природы») в своей конституции (хотя выгода от подобного закрепления весьма спорная, как для коренных эквадорцев, так и для природы).

На первый взгляд, движение за права природы выглядит интеллектуально привлекательным и имеющим мощный потенциал. Однако для многих юристов и философов присвоение статуса юридического лица нечеловеческой сущности является фундаментальной ошибкой категоризации, которая может создать больше проблем, чем решить. Критики отмечают, что корпорации также имеют статус юридических лиц. Действительно ли мы хотим, чтобы дельта Нигера юридически была приравнена к «Shell»? Правовые полномочия персонификации также становятся фактором риска. Если река может подать иск против фабрики за ее загрязнение, то может ли застройщик, в свою очередь, подать в суд на эту реку, если паводок повредит жилой фонд? Для защиты природы уже существуют судебные иски в области деликтного, уголовного и гражданского права и они более надежны, чем правозащитные действия, которые часто подвергаются отводу или отмене.

Существует также проблема определения «существа». Где начинается и заканчивается лес? Является ли дождь, исторгаемый горой из облаков, ее частью наравне с горной породой, придающей ей высоту? Политическая критика считает спорной идею наделения озера правосубъектностью, учитывая ограниченные права многих покоренных человеческих групп, или отмечает, что при втискивании мировоззрения коренных народов в западные правовые рамки, каким бы благонамеренным оно не было, неизбежно колониальное искажение. В шаткой основе движения за права природы лежит антропоморфизм. Озера и леса должны трансформироваться в «юридических лиц», а не признаваться «юридическими озерами» или «юридическими лесами». Поскольку река не может предстать перед судом, неизбежно придется прибегать к услугам человеческого посредника, который выскажет пожелания и будет говорить от имени реки.

«Мы рискуем лишь уважением к вещам в той мере, насколько они укладываются в человеческий опыт и характеристики. Закон [вместо этого] нуждается в разработке новой структуры, в которой человек неразрывно связан и является частью живой материальной среды, а не считает себя ее хозяином и знатоком», — пишет Анна Грир, один из лучших аналитиков этого движения. Или, как говорит Томас Берри в «Великом труде»: «Деревья имеют права деревьев, насекомые имеют права насекомых, реки имеют права рек, а горы имеют права гор».

Все это верные критические замечания. Тем не менее, есть полезный урок, который стоит извлечь из движения за права природы. Его беспорядочный идеализм — результат отчаяния, решение мучительного вопроса Дэвида Абрамса: «Как может наша столь развитая культура быть настолько безответственной и безрассудной в своих отношениях с живой Землей?» Мне симпатично желание движения признать нечеловеческий мир анимистически, вовлекающе живым, а не равнодушным «постоянным резервом». Как и Грир, я считаю, что это молодое правовое движение как минимум ставит жизненно важные вопросы «правосудия для нечеловеческого», и требует от нас «переосмыслить свое собственное состояние бытия в более широком и открытом смысле». Это один из аспектов того, что она называет «радикальным пересмотром» отношений человека и нечеловеческого мира, который сейчас необходим для формирования «будущего, в котором стоит жить».

Такой «радикальный пересмотр» происходит в настоящее время в культуре, гуманитарных науках, политике и литературе, а также и в законодательстве. Он выражается, например, в творческих акциях протеста против вымирания. В учении «нового анимиста» от Изабель Стенгерс, Абрама и Эдуардо Кона. В долгосрочном проекте Робин Уолл Киммерер, основыванном на ее двойственной идентичности как ученого-ботаника и члена «Граждан Нации Потаватоми», по восстановлению «грамматики одушевленности», закрепляющей в языке родство между видами. В недавних открытиях лесных экологов, касающихся подземных микоризных сетей, соединяющих отдельные деревья в леса. А также в деятельности правозащитника и адвоката Полли Хиггинс по осознанию экоцида как преступления в рамках международного права. Все эти усилия, как говорит Амитав Гош, «направлены на осознание того, от чего мы отвернулись: присутствие и близость нечеловеческих собеседников».

Обратный разворот навстречу «нечеловеческим собеседникам» произошел также и в художественной литературе недавнего времени, где «земля» воспринимается как чувствующая, запоминающая и даже имеющая собственные устремления, а не статическая сцена для человеческой деятельности. Огромное множество работ, как романов, так и эссе, австралийской правозащитницы и туземной писательницы Алексис Райт исследует «специальные законы», наделяющие природу правами, как в современном праве, так и у «предков». Из британских я вспомню великолепные «Fen (Топь)» и «В самой глубине» Дейзи Джонсон, «Лэнни» Макса Портера, «Элмет» Фионы Мозли , «Folk (Народ)» Зои Гилберт, «Beyond the Fell Wall (За упавшей стеной)» Ричарда Скелтона и безмятежно прекрасные романы Лоры Битти «Pollard (Поллард)» и «Дарклинг (Во мраке)», в которых деревья прорастают сквозь человеческие жизни, формируя их.

Местность в этих работах не является регрессивным вместилищем националистических истин или зарытых сокровищ, она изменчива и вызывает смятение. Земля «ощетинивается», выражаясь чудесно подобранным Нан Шепард словом. Она трансформируется и вызывает метаморфозы. «Почва жила бесчисленными историями, что расцветали, чахли и перегнивали, чтобы затем вновь пустить корни, пробиться через подлесок и сделаться частью нашей жизни», — пишет Мозли в «Элмете». «Топь» Дейзи Джонсон — это книга уклончивой прозы, в которой ни одно предложение или история не заканчивается так, как можно было бы ожидать с самого начала, а местность является источником сдвига и перехода. Пейзажи Макса Портера помнят, говорят, проникают в и сквозь человеческие тела. Эти авторы оспаривают то, что Стенгерс в своем эссе «Переосмысление анимизма» называет «принятием суровой истины о том, что мы одиноки в немом, слепом, но познаваемом мире, и единственная наша задача — присвоить его».

Новый-старый анимизм также выдвигается на первый план в великолепном романе Ричарда Пауэрса «Overstory (Ярус)». Американский защитник окружающей среды и писатель Билл Маккиббен сказал, что он не может пропустить «Ярус», потому что это «роман, принимающий протест всерьез». А еще это роман, который серьезно относится к деревьям. Это действительно целый лес романа с анимизмом в качестве сока. Пауэрс сказал, что он «пытался воскресить очень старую форму древесного сознания, религию внимания и компромисса…, которая верит в то, что другие формы жизни, а в действительности сам жизненный процесс, могут желать чего-то». Некоторые из лучших сцен книги происходят «на высоте двухсот футов над поверхностью планеты», в кроне гигантской калифорнийской секвойи по прозвищу Мимас. Живя в кроне неделями, протестующие, пытающиеся предотвратить вырубку Мимаса, находят в дереве живое сообщество, поднебесный город. Движущей силой их активности является анимизм и вера в право нечеловеческих существ «быть, процветать и естественно развиваться».

Читая шедевр Пауэрса, я вспомнил о древесных протестах в Шеффилде, продолжающихся с 2013 года, когда общественность мобилизовалась для предотвращения вырубки деревьев в своем городе после того, как выяснилось, что до 17 000 деревьев на улицах собираются уничтожить в соответствии со слепой логикой контракта частной финансовой инициативы. Жители города защищали деревья не только юридически, но и творчески. Им дали имена («Дуб Вернон», «Герцогиня Липа»), их изучали, о них рассказывали сказки и пели песни, с ними знакомились и признавали за соседей и сограждан.

Протестующие и власти по-разному реагируют на то, что Гош в «Великом помешательстве» идентифицирует как двойную неопределенность антропоцена, эпохи, в которую Земля проявляет себя крайне уязвимой и неудержимо живой одновременно. «Сверхъестественные и невероятные события, стучащие в наши двери, похоже, побуждают признать тот факт, ... что люди никогда не были одиноки, что нас всегда окружали существа, также наделенные элементами тех способностей, что мы считали присущими исключительно нам: воля, мысль и сознание», — пишет Гош.

* * *

Самое неудержимо живое место, которое я знаю, — Орфорд-Несс, галечная коса длиной в 10 миль, скобкой изгибающаяся к югу вдоль побережья Саффолка. Несс — прибрежная пустыня, ложный остров. Формируемая штормом, приливом и вдольбереговым дрейфом, она поразительно динамична. Между 1812 и 1821 годами ее длина изменилась почти на две мили. Если бы вы могли посмотреть фильм из снимков Несс за несколько веков, вы бы увидели, как в Северном море виляет длинный каменный хвост. Из-за ее уединенности Министерство обороны в течение 70 лет (1913–83) использовало Несс для секретных испытаний оружия, от авиационной артиллерии и бомб во времена первой мировой войны до экологических испытаний британского ядерного оружия в 1950-60-х годах. Таким образом, этот пейзаж создан столкновением человеческого влечения к смерти и жизни природы. Теперь это уникальная заповедная зона, поражающая своими контрастами: разрушающиеся железобетонные испытательные лаборатории порастают мхом, папоротником-орляком и бузиной, превращаясь в «зеленые часовни», черные чайки строят свои гнезда в сломанных панелях управления, коричневые зайцы огромные, как олени, носятся по галечным просторам, покрытым воронками взрывов, и ветер поет в заброшенных проволочных ограждениях.

С момента моего первого визита около 15 лет назад я возвращался в Орфорд-Несс десятки раз. Нет такого английского пейзажа, который бы впечатлил меня глубже или притягивал к себе чаще. И в течение трех лет я писал о нем, работая вместе с художником Стэнли Донвудом над 96-страничной книгой под названием «Несс». Я не знаю, как лучше описать ее: поэма в прозе длиной в повесть, написанная для чтения вслух, ну, или бесплодная попытка пересказать «Сэр Гавейн» и «Зеленый рыцарь» для антропоцена.

Действие в «Несс» происходит на безымянном галечном острове в полуразрушенной бетонной конструкции, известной как Зеленая часовня, где жестокий человеческий персонаж по имени Оружейник проводит ядерный ритуал с намерением устроить катастрофу. В Зеленой часовне сходятся пять нечеловеческих существ, которые прошли через сушу, море и время, чтобы помешать выполнению ритуала: «Она приближается к Несс. Ее кожа — лишайник, ее плоть — мох, а кости — грибки, она дышит спорами. Она подключена к миру. В каждой щепотке почвы мили ее…»

Портрет Оружейника естественно напоминает некоторых автократов, находящихся у власти сейчас, и «Несс» выводит на первый план момент назревшего протеста против системного уничтожения живого мира. Но на ее форму повлияли древние тексты, в том числе средневековые циклы мистерий и древнеирландская бардовская поэма «Buile Suibhne» («Похождения Суини» в переложении Шеймуса Хини). К моему удивлению, она также восходит к «Беовульфу» и «Эпосу о Гильгамеше» в плане центральной темы уничтожения природы в обоих этих исходных литературных текстах. Гильгамеш отправляется в Кедровый Лес, где рубит большие деревья. Беовульф покидает медовый зал, чтобы вести войну с «дикими существами» болот и пустошей. В «Несс» же порядок обратный. Вместо этого она интересуется, что произойдет, если сама земля оживет и попытается остановить человеческое бесчинство. «Несс» сверхъестественна в том смысле, в котором Скелтон использует это слово: «Взаимодействие со «сверхъестественным» — это, по сути, признание жизни вне нашего вида… построение сложных проблемных отношений между людьми и всеми остальными».

Повторяющийся в «Несс» мотив — «ведьмин камень», голыш с возникшей естественным образом в нем дыркой. Много ведьминых камней можно найти на Орфорд Несс. В европейском фольклоре смотреть через такой камень означает смотреть в будущее, прошлое или загробную жизнь. В «Несс» ведьмин камень — это глаз, которым можно увидеть, как природа оживает сама по себе, своими силами.

Биолог Э.О. Уилсон предостерегает, что по мере роста темпов вымирания люди вступают в «эремоцен» — Эру одиночества. В последнем отчете о состоянии природы, опубликованном в прошлом месяце в Великобритании, сказано, что каждый седьмой вид находится на грани уничтожения. Исследования, опубликованные в сентябре, показали, что Северная Америка за 50 лет потеряла 3 миллиарда птиц — 29% от общей численности популяции. Давно уж изгнаны дриады и наяды классической мифологии, эти живые духи деревьев и ручьев. Теперь исчезают и птицы, млекопитающие, растения и насекомые, оставляя людей все более одинокими. Новый анимизм билля о правах Лейк-Эри, «Яруса», «Несс», «Топи», Шеффилда можно считать криком в надвигающуюся пустоту. И против нее.

Совместный проект Клуба Лингвопанд и редакции ЛЛ