С годами я стал перечитывать роман в урезанном варианте. Критическая комиссия, сидящая во мне, безжалостно вычекрнула сначала всю историю, написанную Мастером. Потом отпало желание читать любовную линию главных героев. Остальное с блеском прошло испытание временем. Предъявляя где-нибудь пропуск, бывает трудно преодолеть соблазн назваться Скабичевским или, на худой конец, Панаевым. Когда шеф трубит очередной сбор, так и подмывает спросить, скоро ли организуют кружки хорового пения и гребли на пресных водах, а невинность взгляда хочется подкрепить фразой «Не шалю, никого не трогаю, починяю примус». Любимым осталось и начало романа. Я часто представлял себя на месте тех двоих, сидящих в пустынной аллее на скамейке во время встречи с Ним и пытался понять, что бы почувствовал и сделал я…
… Был жаркий и душный июльский день. Мы с сыном уладили все формальности, связанные с его поступлением в университет, и спускались по минскому проспекту Независимости в направлении цирка с забытым мною чувством постэкзаменационной эйфории. Все абитуриентские волнения позади, я неосмотрительно делился с ним своими студенческими безобразиями, он грозился достойно принять эстафету. Так шли мы среди людей, весело болтая. Впереди лежал участок без какой-либо растительности и я предложил перейти на противоположную от цирка сторону, где простирался маняще тенистый сквер. Мы пересекли проспект, спустились по ступенькам.
Не пройдя и нескольких шагов, я насторожился. Во-первых, нас окутала странная тишина, сотканная из звуков – шёпота листвы, треска кузнечиков и городского шума, гулким прибоем тщетно бьющимся о пределы сквера. Во-вторых, танец света и тени, создаваемый солнечными лучами и колышащимися кронами деревьев, превратил привычное пространство в иллюзорное. В-третьих, я не заметил, как прервалась наша беседа. Мы молча шли по длинной аллее, справа через определённые промежутки располагались скамейки. И, наконец, вокруг не было ни души. Переглянувшись, мы сели на одну из скамеек. Откинувшись на спинку, мы оглядывали абсолютно пустой сквер. Никто не сидел на скамейках, никто не прогуливался по пересекающимся асфальтовым дорожкам. Никто не направлялся к находящемуся в глубине Оперному Театру. Идентичность была полнейшая.
Однако Он так и не возник из причудливых бликов. Уходя, я снял аллею на мобильник. И потерял его спустя два дня.