По небу полуночи (7 коротких историй из детства)

Мне было 6 лет, когда мама стала меня одного выпускать во двор.
Двор был чудесный, похожий на рай, с высокими тополями, цветущей сиренью и даже маленьким солнечным садом, с яблонями, вишнями и стройной голубятней, выглядывающей своей синей, заострённой крышей, из-за листвы.
А вот за двориком этим, начиналось что-то мрачное, словно рай там кончался (недостроенный), и начинался сон ангелов, ворочающихся и даже вскрикивающих во сне: заросли высокой лебеды, мрачные и покосившиеся деревья (словно там, за двориком, вечно бушевали ураганы. Там было даже как-то темнее, словно бы солнце не до конца всходило там), и ещё более мрачный островок частного сектора, с деревянными, старыми избами, окружёнными не менее мрачными и словно бы бредящими девятиэтажками, бледными и серыми, как облака в ноябре: эти избы напоминали дельфинов, выбросившихся на берег.
Туда, где начинался сон ангелов, мне запрещалось ходить.

1) Мы жили на 7 этаже, и мама часто выходила на голубой открытый балкончик: смотрела, где я.
Она была похожа на прекрасного и странного юнгу на мачте, посреди океана.
На кого был похож я?
Бог его знает. На потерпевшего кораблекрушение и томящегося на бессмысленном островке песочницы.
В первый же день моего выхода «в свет», что-то пошло не так.
В саду, под цветущими яблонями, ко мне подошли две девочки, чуточку старше меня, и, улыбнувшись, как-то синхронно сказали: хочешь конфету?
Это было чудесно. Мы только что переехали в рай, и у меня ещё не было друзей, а тут.. сразу, и две очаровательные девочки, конфета..
Я взял с протянутой ко мне ладошки, конфету, белую, круглую, большую, и положил себе в рот, ласково и благодарно улыбнувшись девочкам.
Через мгновение, я замер и побледнел.
У меня из глаз пошли слёзы, сами собой: так из дома, в котором случилось что-то страшное, выбегают в беззвучной панике, люди.
Я упал на колени в траву.
Девочки рассмеялись и, прошелестев синими платьицами в листве сирени, скрылись.
Позже я узнал, что это была таблетка для стирки. Из благодарности на ласку, я её сразу же надкусил и чуточку проглотил, как причастие.
Я корчился в траве и не мог даже позвать на помощь: мой голос умер, как у русалочки.
Так я вкусил из женских рук, запретный плод.

2)Скучно было сидеть на жаркой горке в одиночестве.
В раю мне было скучно и.. чуточку страшно.
Меня манили заросли лебеды и мрачные девятиэтажки, похожие на падшие облака, населённые таинственной жизнью: там жили не совсем благополучные семьи.
С торца, были открытые длинные белые балконы, сквозные, как лестница в сне Иакова: можно было легко подняться с 1 этажа, на 9, и даже выше: дальше мир словно бы заканчивался и начинались заросли синевы.
Я стал совершать побеги из рая.
В один из таких побегов, идя по вечно затенённому дворику, с ворочающимися и бредящими тенями листвы на асфальте, я услышал крики мужчины и женщины на 5 этаже одного из балконов: они о чём-то спорили и размахивали руками, совсем как птицы.. чуточку сошедшие с ума (мне тогда именно этот образ представился и я задумался: а существуют ли сумасшедшие птицы? Какие они? Мне почему-то представились они прекрасными в своей реющей печали).
Я шёл дальше и думал о своём, о птице безумной и печальной, покинувшей землю и летающей в космосе.

Раздался женский пронзительный крик и метрах в 10 передо мной, упал мужчина, разбившись насмерть.
Голова разбилась ужасно и на асфальте разлилась кровь, словно живая тень, пытающаяся убежать от этого ужаса, но на неё легли и она не могла покинуть человека и просто тихо сходила с ума, отражая небо и ласточек.
Я поднял голову и увидел женщину: синее, перепуганное пятнышко на белом фоне.
Она взглянула на меня и сразу же скрылась, как-то чеширски, навсегда, словно её и не было.
От ужаса происходящего, у меня подкосились ноги и я присел на асфальт, коснувшись ускользающей из под ног земли, бледными пальцами.
Мне было трудно дышать и.. жить.
Мужчина лежал на животе и смотрел сквозь меня. Словно меня и нет. Его взгляд касался через меня, высокого тополя, и я ощущал этот тополь как в последнем кошмаре, словно и чуточку мной, этот взгляд трогал тополь и пытался что-то сказать.
Этот взгляд пронзил меня навсегда.
Я закрыл глаза и прошептал дрожащим и побледневшим голоском: мама..

Поднялся, и зачем-то подошёл к лежащему мужчине.
Он лежал так, как иногда спят сильно уставшие люди, которые не спали несколько дней: на животе, ноги вытянуты как-то нелепо, правая рука, с жутковатым вывертом, подогнута под грудь, а левая выброшена вверх и чуть в сторону, словно она сама по себе и похожа на бред или крик.
И всё тело как-то смято, как пустая постель по утру, на которой ночью что-то случилось, приснилось что-то страшное.
Сам не свой, ничей, я на ватных ногах пошёл обратно в рай, домой.
Робко постучал в дверь. Мама открыла и увидела бледного и маленького призрака..

3) Был праздник и где-то в центре города прыгали парашютисты.
Как подснежники по весне, в синеве распускались белоснежные парашюты.
А я сидел на горке, похожей на силуэт тёмного крыла и смотрел на летающих людей.
Я не сразу заметил, что пошло что-то не так: человек летел в низ и парашют до конца не раскрылся.
Он дёргал тёмными ножками, извивался, пытался сделать чудо, чтобы в небе распустился белый цветок.
Но чуда не было.
Через мгновение, с балкона дома, недалеко от меня, послышался вскрик.
Ещё через некоторое время раздался сигнал скорой помощи, ехавшей туда.
Я весь похолодел, прижал колени к груди и тихо заплакал.

Моя школа была недалеко от трагедии. Я был на этом месте. Дворик был тоже похож на маленький рай, но словно бы озябший и стыдящийся себя: росли высокие деревья, обломанная яблоня, голая земля под ней: кто-то положил цветы.
Я смотрел в синеву неба, на полупрозрачную луну, похожую на купол парашюта.
Какой-то мужчина говорил возле меня, другому мужчине, что за парашютистом, на празднике, наблюдала его любимая: она чуть не сошла с ума.
Мне почему-то представилось, что я слышал именно её крик, чудесным образом проявившийся на балконе моего дома: окна отражали далёкое небо, парашюты и облака.. так почему бы им не отразить и крик женщины? Души..
Быть может, этот крик в тот день, слышали в разных частях Земного шара.

4) Я повадился часто убегать из рая. Даже строил планы, как обмануть маму.
Был мальчик у нас во дворе, такой же худенький как и я.
Я с ним не играл, но я думал, что если надеть на него мою синюю шапочку, то мама подумает что это я, в песочнице.
- Мам, дай мне синюю шапочку.
- Сынок, ты что? июль на улице..
Так мои планы провалились, точнее отложились до осени.
Но я приноровился: ждал, как охотник в засаде, когда мама появится на балконе.
На ней синяя, повязанная на голове, косынка. Значит, что-то интересное готовит, занята.
Уходит. У меня есть минут 20 чистой свободы, самой сладкой в мире, блаженной и невесомой.

Меня манила высокая лебеда: в ней было сладко затеряться сердцем, руками, грудью, коленочками — всем своим существом, затеряться.
Запах такой сильный, одуряюще-терпкий. Он словно обнимал тебя за плечи и норовил унести далеко-далеко: к звёздам (это была моя мечта, — сердце сладко замирало от одной мысли о ней, — я хотел затеряться в лебеде, ночью, или хотя бы вечером, когда звёзды на небе и луна).
Бывало, захожу в прохладную нежность лебеды, словно в море, и падаю в неё спиной, душой.
Смотрю на глубокое синее небо и слушаю кузнечиков, которых я почему-то считал напрочь сумасшедшими.
Они словно всегда бредят о чём-то: в чаще шумит человек, в чаще шумит человек, в чаще человек, в чаще, в чаще…

Мне их было жалко и я разговаривал с ними о боге, ангелах и удивительной девочке, с чуточку разными глазами, цвета крыла ласточки.
Она была до того прекрасна, что я не был уверен в её существовании: мало ли что может привидеться впечатлительному ребёнку? Я видел нло, эльфа и единорога в лесу. Хотя старший брат смеялся и уверял меня, что это потерявшаяся белая корова с одним рогом.
Я видел девочку всего несколько раз. Но мне казалось, я увидел уже всё самое лучшее, что может мне встретиться в жизни. Словно я прожил уже жизнь и можно с улыбкой лечь в травку и умереть.
Один раз, девочка мне даже улыбнулась, и я не спал всю ночь.
Лежал в темноте, в зарослях темноты и бессонницы и робко трогал свои губы пальцами правой руки: я пытался тоже ей улыбнуться, пусть и идиотически позже, когда девочка уже давно спала и я лежал у себя в одинокой и тёмной постели.
Я закрыл лицо руками и тихо заплакал, сам не зная почему: я влюбился..

Я толком даже не знал, существует ли эта удивительная девочка, потому что таких прекрасных девочек я раньше не видел.
Она была — девочка-сон. Я чаще видел её во сне, чем на улице.
Когда я видел её на улице (она шла куда-то с мамой, или пробегала как мимолётное видение с белыми бантиками в каштановых волосах. Я видел нечто похожее на иконах, у ангелов и святых. Не банты, а сияние возле головы. У девочки словно было два нимба, как два цветка лилии: она была нимфа, не из этого мира), то замирал, бледнел и старательно тёр глаза.
Девочка улыбалась мне и наверное думала, что я идиот.
Протирал, протирал глаза.. открывал — никого нет. Светит солнце, чуть ярче чем минуту назад, словно я и его чуточку протёр, ласточки летают в синеве, травка улыбается на ветерке..
Я был влюблён в сон и часто брал в постель  — конфету, чтобы угостить девочку.
Чудесным образом, когда я просыпался, конфеты в руке уже не было.
Удивительная девочка..

5) Вскоре, в раю я познакомился с девочками и мальчиками, чуть старше меня.
Они любили играть за пределами рая.
Я играл с ними, как робкий призрак: по 15 минут, и убегал в рай (мама вот вот появится на балконе).
Они порой оглядывались, а меня — нет. Я появлялся из ниоткуда и пропадал в никуда.
Они не были уверены, что я существую на самом деле и подшучивали надо мной.
Мои новые друзья любили играть возле жутковатого подвальчика, в той самой девятиэтажке.
Ржавая и тёмная дверь подвальчика, была вечно приоткрыта жутковатым прищуром, и внутри была вечная ночь.
Ходили слухи, что там живёт призрак убитого мальчика.
В этом же доме, на нулевом этаже, было раскрытое окно под землёй.
Квартира словно была нежилой и давно заросла тишиною и вечностью.
Там лежал странный человек. Голый, как Адам. И, видимо, пьяный.
Бог знает, что ему снилось..
Страшно даже представить.

Мы, дети, облокотившись ручками на коленки, словно ангелочки на картине Рафаэля, Сикстинская Мадонна, смотрели на спящего голого человека, лежащего на спине.
Одна девочка повернула ко мне лицо и сказала: Саш… хочешь ради меня совершить подвиг?

- Хочу.. — робко ответил я, толком не понимая, что такое подвиг.

- Спустишься вниз? В окно влезешь? Дотронься до этого человека. Просто дотронься, а я тебя поцелую..

Вздохнув, я, словно рыцарь, в шортах и синей футболочке, кедах, полез.. пошёл, на спящего и пьяного.. дракона.
К тому же, голого.
В комнате пахло травой и чем-то жжённым, на полу были разбросаны бутылки, газеты, журнал с голой и словно бы перепуганной женщиной, которую наверное ранили: у неё в паху, алела раскрытая рана. Это меня поразило..
На цыпочках я подошёл к лежащему на спине человеку. Он был весь заросший: щетина на лице, тёмные волосы на груди, животе и в паху, ногах. Я ещё подумал: может это снежный человек? Это его берлога..
Нет, не снежный человек. Дракон..
Сердце у меня не билось, но я для подстраховки, закрывал его рукой, чтобы оно не издало ни звука, даже в бреду.
Нагнулся. Робко коснулся плеча дракона.

Смотрю на его тёмное лицо.. лицо открыло глаза, медленно, как в кошмаре открывается дверь в сумерках, сама собой.
Сердце моё не выдержало, вскрикнуло и убежало в окно, оставив меня наедине с драконом, который проснулся.
Он крепко схватил меня за руку. Дети убежали.
У меня потемнело в глазах и кто-то закричал в сумерках.
Я подумал, что это дракон кричит, и не сразу понял, что это кричу я.
Дракон выпустил мою руку, как-то изумлённо и перепуганно посмотрев на меня (бог знает, что ему снилось), и я побежал вслед за сердцем, в открытое окно, скрытое в земле, как зашедшее солнце, или мечта.

6) Август. Деревья шелестят уже по особенному.
С той нежной и задумчивой грустью, с какой в ночи, в доме, горит в окошке свет и два человека не спят и беседуют там о чём-то, что-то вспоминают. Рука касается руки..
Я думал о девочке, той самой, с удивительными глазами.
Сердце всё куда-то рвалось, и я его гладил и даже разговаривал с ним, закрыв глаза.
Недалеко от нашего дома, рос чудесный и высокий тополь.
Он так ласково шумел в синеве, синевой.
Подошёл к тополю и обнял его, и стал рассказывать ему о девочке: у меня не было друзей и мне нужно было кому-то излить свою душу.
Я ощутил как бьётся сердце моё и улыбнулся, словно у меня и тополя, было одно сердце на двоих.
Вот оно стучит, то туда, то сюда, то оно во мне, то в дереве, словно мотылёк перелетает из света, в тень.
Сердце рвалось в синеву.. Сердце всегда рвётся куда-то. Или само по себе, рвётся, от любви.

Я поднял голову к небу, и полез.
Лезть на небо было удивительно легко и блаженно, и я не понимал, почему этого не делают другие: например, вон та старушка, почему-то крестящаяся на меня, вон те дети вдалеке..
Сердце билось во мне уже помимо меня, словно оно что-то припоминало и возвращалось на родину.
Так сладко было на сердце.. я закрыл глаза, и прошептал, не то девочке, не то ласточкам, с пронзительным писком носящихся возле меня, не то небу: я люблю тебя..
Мне вспомнилось, как я смотрел фильм, и там мужчина пил чай и грустил.
Вошла женщина. Молча села напротив. Смотрела на него, смотрела, улыбнулась и сказала: чай наверно остыл. А ты безо всего пьёшь, ещё и без сахара..
Мужчина ласково улыбнулся и сказал: а ты помешай его пальчиком и он станет сладким.

Для меня, ребёнка, это было высшее проявление любви. Я не знал о сексе ещё, только слышал краешком сердца, но наверно это было больше чем секс (слышал что-то про какой то пар, крики и стоны. Ужас какой-то. Словно пытают кого-то. Взрослые.. не понять мне их никогда). Выше этого уже ничего не могло быть. Это было выше всех поцелуев, стихов, вздохов при луне..
Я лез на тополь и мечтал, что однажды я женюсь на этой девочке, и она всегда будет мешать чай своим смуглым и сладким пальчиком.
Или просто, вместо конфет, мороженого, пирожных, касаться моих губ, своим пальчиком..
Мы сэкономим на конфетах и сахаре, и я буду больше покупать девочке, сладостей, чтобы она всегда была.. сладкой.
С этими мыслями я лез всё выше и выше, блаженно улыбаясь.

Когда я посмотрел по сторонам.. сердце замерло в груди. Сердце билось только у тополя: люди подо мной, машины припаркованные, были такими маленькими, словно они уменьшились от стыда, словно они совершили что-то греховное.
Я нерешительно посмотрел перед собой: наш балкон на 7 этаже, был напротив меня.
До балкона было метров 40, но если мама выйдет, будет меня искать взглядом, то обязательно обратит внимание на тополь и перепуганное, родное синее пятнышко в листве.

- Зачем ты туда забрался, дурачок? — послышался улыбающийся и подвыпивший мужской голос с земли.

Я вдруг ощутил себя почти космонавтом.
Гагарину, наверно, не было так страшно и так высоко, как мне.
Я ощущал, как кошмарно раскачивается тополь на этой безумной высоте.
Мои руки ослабли. В глазах вечерело. Я боялся упасть..
В какой-то миг я подумал: может это и есть, любовь?
Это так безумно, страшно, и.. в то же время, блаженно и сладко до мурашек на сердце.
Мурашки целуют плечи, как ангелы..
Сердце в облаках. Сердце затерялось в небе..
Я ощущал себя на странном свидании с девочкой.
Быть может у лунатиков, именно такие свидания?

7) Я часто возвращался из рая домой, бледный и заплаканный, с тиком под глазом. Однажды после возвращения домой, мама увидела на моей голове, седой волос.
Мама не понимала что происходит.
Однажды летом, в августе, я еле дошёл до дома и лифта.
Нажал на 7 этаж, и без сил опустился на пол в лифте, и даже лёг там.
Моё почти безжизненное тело, лифт уносил на небеса, словно лермонтовский ангел: по небу полуночи..
Двери открылись.
Из последних сил, словно зверочек, на четвереньках, я выполз из лифта.
Дополз до двери. Не было сил подняться и позвонить.
Я лежал возле двери на коврике, в своей изорванной синей футболочке, ссадинах на ногах и руках.
На лице была кровь. Кровь была везде.
Я просто лежал у каштановой двери и скрёбся рукой и шептал: мама.. мама..
Так закончилось моё детство и мой рай. Мне было 6 лет.