Ласточка моя - Психея (История одной любви)

- Саш, ты куда меня привёз?
Я думала, ты устроишь романтическое свидание, а тут… овраг. Жуткий и тёмный.

- Красиво, правда?

- Необычное свидание. Что-что, а удивлять ты умеешь.
Хорошо, это не первое наше свидание, а то бы я сильно перепугалась. Мало ли…
Подумала бы: а вдруг, ты маньяк?

- А может я и есть, маньяк?

- Может я тоже, маньяк, откуда ты знаешь, Саш? Не боишься меня?

- Только если капельку, во время наших ссор..
Два маньяка, на свидании, вечером, у тёмного оврага… романтика.
Пришли двое, а уйдёт один.

- Кто?

- Ты, и мой призрак рядом с тобой.
Это моя мечта, если честно: стать нежным призраком и всегда быть рядом с тобой.
Спать в твоей милой постели или.. под кроватью, даже если ты спишь в ней с другим.
Я бы лежал под кроватью и слушал, как ты занимаешься любовью, как ты тихо постанываешь..
Я нежно касался бы рукой кровати с внутренней стороны и моя рука дышала бы вместе с тобой.
Кровать была бы словно беременна моей душой.
Моя прозрачная рука, матовая, как дыхание на стекле, и в ней мерцают пылинки, в каждому лучике-пальце.
Рядом со мной, на полу, сидел бы паучок, и, мигая ресничками своих карих лапок, внимательно смотрел бы на меня.
А я.. я бы тихо плакал и трепетным холодком касался пальчиков на твоей левой ножке (призраки вообще удивительно плачут, словно роса проступает в голубой траве мгновений…  да, под твоей кроватью, росла бы голубая травка).
Во время оргазма, у меня порой мятным холодком что-то отзывается в пальцах левой ноги.
Может и меня, некий призрак держит за ногу?

- Надеюсь.. там, под кроватью моей, ты лежишь только с пылинками, а не с призраком женщины.

- Ревнуешь меня к призракам?

- К паучкам.

- Ты думаешь, я шучу? Это был бы мой грустный рай.. у тебя под кроватью.
Я бы лишь на минутку заглянул в рай на небесах, для «энтомологического» интереса: увидел бы сиреневых ангелов, Марину Цветаеву, Андрея Платонова, своего милого кота Барсика, улыбнулся бы им грустно, прильнув к сияющему и высокому клёну, и.. сказав ангелам и богу: простите, но, где любимая моя, там и рай, тихо вернулся бы на землю и лёг под твоей кроватью, свернувшись лучистым клубочком.

- Так почему ты меня привёз к оврагу?
Надеюсь, ты не хочешь тут умереть?

- Не сегодня. Я без тебя умираю каждый день, когда мы молчим и тогда мир, ночь, превращаются в один большой овраг.

- Ты мне что-то рассказывал про овраг из детства. Это он?
Тут жутко, но красиво, ты прав.
Деревья высокие в нём, а до нас дотягиваются лишь верхушками, трепетными, такими ранимыми, словно мы стоим прямо в воздухе, как ангелы, и они молятся нам и просят о чём-то.
Деревья растут прямо из тьмы, в которой мерцают, то там, то там, светлячки, словно робкие звёздочки.
Удивительно..

- Я в детстве часто сюда приходил..

- Когда было одиноко?

- Не только. Хотя это было странно.
Я ехал в трамвае и смотрел на людей в нём с нежной улыбкой: все люди как люди, кто едет к любимой, кто с работы, кто в кино.. а я еду в овраг.
Было в этом какое-то мрачное предчувствие моей жизни…
В овраг вёл очень крутой спуск, метров в 100, или даже больше.
По нему нельзя было просто спускаться пешочком. Такой крутой спуск.
Можно было только бежать — в бездну.
Ноги сами несли тебя, словно ноги сошли с ума и бредили, быстро-быстро шепча что-то невнятное и блаженное: с такой частотой крылья мотыльков трепещут в прохладную ночь у одинокого фонаря.
Человек на этой тропинке в бездну, бежал на пределе своих возможностей, и даже больше: если бы там, внизу, была финишная ленточка… не многие спортсмены так быстро бегают.

В этом был какой-то грустный символ любви.
Ступив на эту тропинку вечером, мерцающую млечной белизной — так под качелями, в траве, порой протоптана дорожка в рай, — ты уже не мог остановиться.
Если остановишься, попытаешься затормозить, тебя сразу бросило бы в бездну, кувырком, изувечив до смерти.
Иногда я сбегал в бездну с девочкой, держась с ней за руку.
Это было волшебно.. У неё были удивительные глаза, цвета крыла ласточки.
Если бы упал один — упал бы и второй. Тропка Ромео и Джульетты.. русская.
Я никогда так быстро не бежал (не жил?) как в этот овраг.
Сердцебиение ног было на пределе.
При сильном оргазме, до потемнения в глазах, так порой сердце бьётся..
Это сердцебиение ног, словно бы жарко пропитывало всё тело и ты буквально ощущал, как сердце твоё блаженно срывается в бездну, словно тела уже нет, а есть лишь сердце и холодок бессмертия за плечами.
Два сердца несутся в бездну, словно они её сокровенная часть.
Так трепетно и самозабвенно, души не возвращаются на небеса, как сердца в детстве, неслись в шелестящую тьму оврага, казавшегося бездонным.
Любимая, ты озябла. Накинь на плечи мой блейзер.

- Спасибо, Саш. Ты мне рассказывал про странный, мрачный дом в этом овраге.
Вон там в листве, это он виднеется?

- Собственно, это не совсем овраг, а пересохшая пойма глубокой реки.
Да, это тот самый заброшенный дом, в виде корабля, с круглыми, словно бы вечно удивлёнными окнами.
Совершенно безумный дом.
По вечерам он словно бредил: сквозь него летали летучие мыши, как призраки ласточек.
В этом доме свершалось порой страшное: туда приходили люди покончить с собой.
Там скрывались маньяки, и в одиноких, навек перепуганных комнатах, находили изувеченные тела людей.
Не часто, правда.

После школы, я с друзьями любил играть там в прятки.
Это было жутко и.. прекрасно.
Можно было спрятаться навсегда: в смерть.
Дом был огромный, 3 этажа, с мрачнейшим длинным подвалом, похожим на ад, и ещё более мрачным чердаком, тоже, огромным, почти бесконечным, теряющимся в шуме листвы и звёздах, которыми словно бы намокали стены.. и сердце твоё.
Я однажды спрятался на чердаке.
Он был темнее ночи, как глубокий космос, и под ногами шуршал гравий.
Прокравшись тенью в самый уголок, я сел и замер с улыбкой: не найдут! Побоятся сюда прийти!
Вдруг, темнота возле меня, зашевелилась и застонала: темнота спала и проснулась, а быть может ей что-то приснилось..
Моё сердце жарко забилось во тьме, на миг утратив тело (казалось, сердце было перепачкано бетонным холодком пыльных стен).
Медленно протянув руку.. я коснулся чьей-то колючей щетины на лице.

- Боже.. я бы умерла со страха.

- До сих пор моя правая ладонь помнит это живое и жуткое тепло чужих губ и задрожавших ресниц.
Темнота словно улыбнулась, что-то невнятно сказав на своём языке и коснулась моего плеча.
Я закричал как умалишённый и побежал к тусклому, скошенному просвету проёма двери вдалеке: он словно выглядывал из-за угла, как перепуганный ребёнок, обитающий тут уже долгие годы.
Я чуть не умер со страха…
А может и умер. Жизнь тем и безумна, что порой умрёшь нечаянно, и не поймёшь, что умер, и зачем-то живёшь дальше, живёшь странно, прозрачно и грустно: так трава и цветы растут на обочине дорог: самые грустные в мире цветы, никому не нужные.
Всё это.. так похоже на любовь.
Незадолго до этого, в этом доме нашли изувеченное тело девушки.
Когда я выбежал из чердака, меня встретила девочка, та самая, с глазами, цвета крыла ласточки, и.. вскрикнула: я был бледный, как призрак, словно она играла в прятки с призраком.

- Мы и сейчас с тобой словно играем в прятки, когда молчим и умираем друг без друга по несколько раз за день.
Иногда кажется.. что я умерла уже давно и стала сиренью после дождя, или ласточкой в небе вечернем, а ты идёшь по улице, думаешь обо мне, и, остановившись у сирени, не рвёшь её, как многие, а как-то.. уотерхаусовски, прильнёшь к ней ладошкой и лицом, вдыхая её нежный аромат: ты нашёл меня.
Ты ведь нашёл меня в этом мире, когда цвела сирень: мы встретились с тобой впервые, но словно знали друг друга тысячу лет.

- А я хотел бы стать после смерти, ласточкой или дождём.

- Чтобы заглядывать ко мне в окна?
Ты мой нежный маньяк..

- Ласточка-маньяк?

- Дождик-маньяк. Или дождь-ангел..
Из тебя вышел бы чудесный августовский дождик.
Я иду по улице, думаю о тебе.. просто поднимаю лицо к небу, закрываю глаза, и ты нежно и тепло целуешь мои губы, глаза, шею..

- Не хочешь спуститься в овраг?

- По той самой безумной дорожке?
Спасибо, я ещё хочу пожить.. с тобой.
Да и дождь скоро пойдёт. Смотри какие хмурые точи находят.

- Можно и по другой тропинке спуститься, менее крутой.
Правда, это не совсем тропинка. Нужно будет спускаться через заросли диких цветов и трав: переплелись совсем как любовники в аду, которые не видели друг другу много веков.
Там хорошо лечь в этих цветах и смотреть на небо и звёзды: словно небо под наклоном и по нему птицы скатываются на крыльях, словно дети на санках зимой.
Кстати, зимой в овраг было волшебно съезжать, просто сидя, скользя подошвами и пальцами рук (чуть-чуть позади) по накатанному снегу, контролируя «полёт», совсем как птица, крыльями.
На руках обязательно должны были быть перчатки или варежки, иначе пальцы сотрёшь в кровь.
Но зато там, внизу, доехав, ласково упав на спину и глядя в высокое синее небо, подносишь руку к лицу и видишь на тёмных перчатках сверкающую на солнце корочку света, снега, ставшего светом, и было полное ощущение, словно ты погладил ангела, и тогда, с блаженной улыбкой, всё так же лёжа на спине, подносишь ладошку с этой голубой корочкой света к губам и касаешься её ласковой и колючей прохлады, язычком: причастие детства.

- Так чудесно и непривычно: высокая листва шумит под нашими ногами, совсем как прибой..
Мне иногда кажется, что такие места как это, похожи на душу одинокого человека или плачущего в высокой траве, ангела, на окраине рая.
Словно все те слова влюблённых, которые они так и не сказали друг другу, все те молчания между ними, молчание веков, все клятвы влюблённых в вечной любви, которые они так легко нарушали, не пропадают, а перерождаются вот в таких грустных местах, они становятся этим сиротливым шелестом листвы, молчаливым мерцанием светлячков во тьме, на дне оврага: словно раненые звёздочки мигают..
Милый.. почему мы перестали жить словами?
Словно они не часть нас, так.. мимолётное цветение воздуха.
Славно было бы, да? Человек поклялся в вечной любви.. но не по настоящему, и вот он делает шаг в сторону, и душа его покидает тело, так же легко, как слова — покидают уста.
Люди бы тогда боялись любить. Точнее, любовь была бы равна смерти, и те кто любит по настоящему — ничего бы не боялись и были бы бессмертными уже тут, на земле.
А может почти ничего и не изменилось бы. Проблема в том, что мы мним себя бессмертными, как дети, и часто искренне верим в свои же слова, которые, на самом деле, лишь бесприютные эхо слов былых эпох, тех, кто по настоящему любил: призраки былой любви незримо живут и вновь умирают на наших устах...

Если Эдем и был когда-то на земле, то там слова были сокровенной частью человека, их можно было даже видеть и касаться.
Быть может, в искусстве, настоящем, в письмах влюблённых, сохранилась ещё эта тайна и сияние слов.
Почему, почему мы перестали верить словам, милый?
Помнишь, как я тебе говорила: я умираю без тебя.. я не могу без тебя, мне больно.
А ты молчал. Ты думал, что это просто слова. А я ведь и правда, умирала. Что-то во мне умирало.
Это ведь экзистенциально, безумно: ты видишь человека, он говорит, что умирает.
Ты разумом, глазами понимаешь, что он жив… ты не видишь боли, а человек между тем, уже умер.
А разум-дурачок, этого не замечает, как не замечает и бога в мире.

- Зато сердце это замечает.
Правда.. иногда, слишком поздно, оглядываясь, как Орфей, сходя в ад к умершим словам, к теням памяти слов.
Любимая.. видишь, вон то высокое дерево клёна в овраге?
Оно особенное. Это Древо наших молчаний.
Осенью, его листва напоминает отсюда спелые и алые плоды.
Когда мы молчим и умираем друг без друга, я пишу тебе нежные и странные письма, кровью сердца пишу (помнишь, как я тебе написал на голубом листочке, стих, кровью, и ты заплакала? Написал не в момент ссоры, а просто, солнечным весенним утром, от избытка нежности к тебе: тебя не было рядом со мной и я весь рвался к тебе, и душою и кровью: я весь был твой...), и отношу эти письма сюда.
Спускаюсь в овраг и закапываю их под клёном.
Иногда, обнимаю клён, плачу и кричу от боли и тоски по тебе… но меня никто не слышит.
Только шелестит тёмная листва надо мной, да грустно мерцают светлячки (шелест света), перемигиваясь своей азбукой Морзе со звёздами.
Быть может однажды учёные откроют что-то таинственное в этом мерцании светлячков и звёзд..
Прости меня, любимая, за всю боль, что я тебе причинил, за мои молчания.

- И ты меня прости..
Посмотри, как красиво освещены облака на заре: словно небесные сады сирени.
Ласточки летают высоко. Дождя может и не будет.
Давай спустимся в овраг?

- Ты хочешь прочитать мои письма?

- Твоё молчание.
Там, в овраге, мне нужно взглянуть в глаза и своему молчанию и.. сказать тебе что-то важное.
Мы ведь так часто молчим даже наедине с собой, не решаясь сознаться в самом главном и вечном.
Ну что, мой Орфей, пошли?
Дай мне руку..