«Мальчик у Христа на ёлке» Достоевского. Опыт углубленного прочтения рассказа.

Автор исследования - Ольга Гордеева.

У каждого великого писателя должен быть свой рождественский рассказ. Такие были у Диккенса, Чехова, Гоголя, Андерсена и, конечно, у Федора Михайловича тоже есть произведение на рождественскую тематику.

«Мальчик у Христа на ёлке» - рассказ Достоевского, вышедший в 1876 году. Это произведение логично встраивается в ряд социальной европейской литературы на тему бездомных детей, чье несчастное детство не единожды становилось основой повествования в произведениях многих известных авторов (таких, как Андерсен или Диккенс). В основу работы Ф.М. легли его реальные впечатления о жизни неблагополучных детей Петербурга, которых писатель наблюдал на улицах (в том числе и в праздничные дни).

Таким образом, этот рассказ, на первый взгляд, являет собой достаточно предсказуемое (исходя из своей темы) повествование, которое максимально честно, открыто и пугающе раскрывает реалии жизни детей, лишенных любви, защиты и помощи даже в рождественские праздники. Однако, в данной небольшой работе я предлагаю предпринять попытку углубленного прочтения этого произведения, с целью раскрыть его потенциал в большей степени.

Итак, начнем с начала, т.е. с названия. Оно в полной мере раскрывает сюжет «Мальчика у Христа на ёлке», подсказывая читателю, в каком направлении будет идти рассказ автора. Присутсвие христианского элемента сразу должно настроить на рождественскую прозу, достаточно типичную в европейской литературе и всегда фокусирующуюся на проблемах наименее защищенных слоев общества. Таким образом, прочитав заглавие, читатель уже готов услышать историю в духе «Девочки со спичками» Андерсена, «Рождественской песни в прозе» Диккенса и «Ёлки сироты» Рюккерта.

Но Достоевский не был бы Достоевским, если бы не принес фирменные элементы своего стиля даже в такую простую вещь. Начинает он с того, что разделяет рассказ (очень маленький по объему) на две главы. Вторая из которых являет собой уже непосредственно действие рассказа и называется «Мальчик у Христа на ёлке», а первая – представляет, своего рода, предисловие, зачем-то включенное в текст самого рассказа, а не вынесенное (как это обычно бывает с предисловиями) отдельно, и называется эта глава «Мальчик с ручкой». Наличие такого разделения уже само по себе любопытно, но еще инетреснее первое предложение ранее упомянутого условного предисловия к рассказу – «Дети странный народ, они снятся и мерещатся». По правде, в этом предложении необычно все, каждое слово. «Дети странный народ» уже достаточно интересное заявление, поскольку довольно трудно усмотреть в детях, как «народе» (скажем, категории человечества с определенными возрастными характеристиками, из которых вытекают психологические и поведенческие особенности ) нечто странное. Милое, нелепое, смешное, грустное, пугающее, да какое угодно, но только не странное. Но Достоевский почему-то определяет детей, как категорию в данном своем рассказе в несколько необычную для них сферу. Далее слова «они снятся и мерещатся». В сочетании с «дети странный народ» эти слова, вероятнее всего, должны сразу же завлечь читателя в определенную плоскость восприятия данной вещи (рассказа Ф.М). А именно – в плоскость, для которой слова «странный», «снится» и «мерещится» будут логичными. И тут на ум сразу приходят призраки. Они странные, они снятся и они мерещатся.

Таким образом, мы видим, как первое предложение 1 главы рассказа (своеобразного предисловия) изначально выдает нам любопытную тональность. Потому что Достоевский, как мы видим из последующего повествования, не стремится написать свой рассказ в ярко выраженном мистическом духе, напротив - он соблюдает строго социальный вектор рассмотрения проблемы, рассказывая о том, как страшно живут «мальчики с ручкой» (бездомные дети, которых взрослые используют для попрошайничества). Мы живо представляем себе все тяготы жизни этих несчастных детей, которым «в рот водку скверную безжалостно вливают». Из той же 1 главы мы узнаем о будущем, которое ждет этих детей по мере их взросления, и о том, что все они уже (как бы априори) являются закоренелыми преступниками. Но, помимо общего введения в суть проблематики повествования, Достоевский в 1 главе делает еще одну вещь- представляет нам главного героя рассказа, того самого мальчика. И пишет он про него интересные вещи.

Перед елкой и в самую елку перед рождеством я все встречал на улице, на известном углу, одного мальчишку, никак не более как лет семи. В страшный мороз он был одет почти по-летнему, но шея у него была обвязана каким-то старьем, — значит его все же кто-то снаряжал, посылая. Он ходил «с ручкой»; это технический термин, значит — просить милостыню.

Во-первых, Достоевский сразу обозначает «перед ёлкой и в самую ёлку перед Рождеством» автор (повествователь) встречал того мальчика. Этот хронологический маркер очень важен, поскольку время перед Рождеством и сама ночь Рождества обладают массой особенностей (чудеса, волшебство, у Гоголя- вообще черти с ведьмами). И важно тут то, что автор не говорит о том, что он встречал этого мальчика постоянно. Он говорит, что видел его в определенный промежуток времени (эти особенные дни). Далее возраст ребенка – «не более как лет семи», символизм, думаю, понятен всем. Таким образом, из первых 3-4 предложений рассказа мы уже многое можем понимать о том, что это за мальчик и о чем вообще рассказ повествует. Предисловие Достоевского, выраженное в первой главе и разделенное на две части, исходя из того, от кого идет текст (непосредственно сам автор и «всевидящий повествователь») настраивает нас не просто на печальную рождественскую историю, но на историю с явными элементами чего-то большего. И тут определения «мистика» или «волшебство» будут явно недостаточными и неуместными. Достоевский пишет эту вещь в весьма своеобразной тональности, играя как с техническими ее аспектами, так и с содержательными. Он привносит в «Мальчика у Христа на ёлке» то интуитивное ощущение чего-то высшего, присутствия иного мира, но, благодаря некоторым приемам, сохраняет реалистическую направленность рассказа, закрывая открытую вступлением рамку повествования, обрамляющую рассказ авторским комментарием, уточнением о том, что непосредственно момент с тем, что герой истории в итоге попадает в рай на некую волшебную ёлку у Христа, был придуман автором.

Поговорим о 2 главе. Опять первые предложения этой главы буквально заставляют нас анализировать их по словам, потому слова прелюбопытнейшие. Мы помним, что в 1 главе (предисловии) автор сообщил нам, что герой его рассказа- явление социальное, т.е. подробно сам описал тот социальный феномен, к которому это явление принадлежит. И что он делает в начале 2 главы?

Но я романист, и, кажется, одну «историю» сам сочинил. Почему я пишу: «кажется», ведь я сам знаю наверно, что сочинил, но мне все мерещится, что это где-то и когда-то случилось, именно это случилось как раз накануне рождества, в каком-то огромном городе и в ужасный мороз.Мерещится мне, был в подвале мальчик, но еще очень маленький, лет шести или даже менее.

Автор зачем-то сообщает о том, что история «сочиненная», так как он (автор) - «романист». В последующем же предложении он словно бы перечит сам себе, говоря, мол как же сочинил, ведь я знаю, что история эта действительно случилась где-то и когда-то (отметим неопределнность хронотопа, Достоевский не говорит в Петербурге в 1875 году перед Рождеством). Но… присмотримся к тексту, автор не говорит «знаю», что история случилась, он говорит «мерещится», причем, использует это слово дважды за один абзац и уже в третий раз за весь рассказ. Позже оно будет еще раз употреблено в самом финале и тоже по очень важной причине. Пожалуй, слово «мерещится» можно вывести в заглавные в этом произведении. Почему именно это слово? Толковый словарь Ожегова сообщает, что «мерещится» употребляется в значении «казаться, представляться в воображении, грезиться». То есть, будучи, основным словом-маркером этого рассказа, оно обозначает его смысловую суть – кажется, воображается. В финале мы попытаемся объяснить, почему это слово так важно в данном рассказе.

Таким образом, по прочтении вышепроцитированного отрывка рассказа, читатель остается словно бы в недоумении. С одной стороны- автор сочинил историю мальчика, с другой- автору мерещится, что эта история случилась в реальности. Спросим себя – зачем Достоевский так играет с текстом? По мере исследования мы постараемся ответить на этот вопрос. А пока обратим внимание на последнее предложение из цитаты – мальчику на момент действия рассказа Достоевского не 7 лет (как тому, о встречах с которым он писал в 1 главе), а 6 или менее, т.е. до достижения 7 лет (возраст, имеющий важный символизм) ребенок должен словно бы пройти еще какой-то путь.

Далее нам рассказывают о том, в каким страшных обстоятельствах оказался мальчик и о том, что умерла его мать.

Жутко стало ему, наконец, в темноте: давно уже начался вечер, а огня не зажигали. Ощупав лицо мамы, он подивился, что она совсем не двигается и стала такая же холодная, как стена. «Очень уж здесь холодно», — подумал он, постоял немного, бессознательно забыв свою руку на плече покойницы, потом дохнул на свои пальчики, чтоб отогреть их, и вдруг, нашарив на нарах свой картузишко, потихоньку, ощупью, пошел из подвала. Он еще бы и раньше пошел, да все боялся вверху, на лестнице, большой собаки, которая выла весь день у соседских дверей. Но собаки уже не было, и он вдруг вышел на улицу.

Воющая при покойниках собака – известная народная примета, которая всегда обладает каким-то особенно мрачным колоритом. Достоевский использует ее здесь, как выразительную художественную и символическую деталь.
Следующие строки, формально относящиеся к характеристике Петербурга, на самом деле несут еще одну функцию – они говорят нам, что мальчик попал в место, в котором еще ни разу не бывал.

Господи, какой город! Никогда еще он не видал ничего такого.

Формально мальчик еще жив, но он уже начал переход в иной мир, он уже стоит как бы на пороге двух миров, о чем нам будут говорить детали его восприятия окружающей действительности. Достоевский вводит в рассказ элемент не мистический, но духовный. Фактическое описание мытарств мальчика перед смертью (горизонтальная линия) сочетается с описанием его духовных мытарств (вертикальная линия) и у этих линий в произведении есть точка пересечения – смерть мальчика, как апогей его физических страданий и кульминация его духовного пути, когда он обретает награду за пережитые мучения.

Мальчик видит, как празднуют Рождество «через стекло», словно бы уже из другого мира он смотрит на все это, словно бы, как призрак, пришел он на этот праздник жизни. Вот, он пытается прорваться на праздник, но его почему-то жутко пугаются и, словно, чтобы откупиться, суют в руки копеечку, которая ( проваливаясь сквозь его ручку) падает со звоном на землю (не мог он своими замерзшими пальцами придержать ее).

И далее наступает момент перехода, в котором мальчик проходит последние мытарства и попадает в рай, где его уже ждет его мама. На фактическом уровне это показано так, что мальчик замерзает на улице и умирает. Далее он попадает на Христову ёлку, где среди таких же, как он (брошенных и умерших детей) празднует Рождество.

В предпоследнем абзаце автор сообщает, что мальчика нашли утром замерзшим на улице. Но есть еще и последний абзац. Он, как мы отмечали ранее, замыкает открытую в предисловии авторскую рамку, когда автор переходит от повествования от лица «всевидящего рассказчика» снова к своему авторскому лицу. И тут снова Достоевский удивляет читателя, задавая очень странный вопрос:

И зачем же я сочинил такую историю, так не идущую в обыкновенный разумный дневник, да еще писателя?

Здесь странно всё – «сочинил», хотя ранее говорилось, что история реальна; «не идущую в разумный дневник … писателя» - почему? Что говорит сам автор по этому поводу?

А еще обещал рассказы преимущественно о событиях действительных! Но вот в том-то и дело, мне все кажется и мерещится, что все это могло случиться действительно, — то есть то, что происходило в подвале и за дровами, а там об елке у Христа — уж и не знаю, как вам сказать, могло ли оно случиться, или нет? На то я и романист, чтоб выдумывать.

Последние строки рассказа раскрывают все эти странности с «сочинил» и «мерещится». Именно момент с тем, что мальчик попал на Христову ёлку и что такая ёлка существует, выносится Достоевским в разряд сочиненных, что делает условно счастливый финал этого рассказа каким-то печальным и двусмысленным, ведь в данной истории, по его собственным словам, автор - «романист, чтоб выдумывать».