Молчание Ингмара Бергмана.

Часть 1.

Вергилий на меня взглянул в молчанье,
И вид его сказал: "Будь молчалив!"
Но ведь не все возможно при желанье.
И вот меня две силы розно клонят:
Здесь я к молчанью, там я понужден
К ответу; я вздыхаю, и я понят учителем

(Данте . Чистилище)

Достоевского невозможно экранизировать, как и невозможно выразить в музыке тёмное, холодное молчание звёзд над голубым, запрокинутым в ночь взором Земли.
Скажем прямо : Достоевского многие читают так же ужасно, как и экранизируют (бледненький реализм).
Что нам остаётся? Дышать тёмным, трагическим, ритмическим воздухом Достоевского в таких кинематографических романах, как фильмы Бергмана.
Хотелось бы начать историю на "Молчание" Бергмана так, как Ларс фон Триер начал свою "Европу".

Разматывается тугое, тёмное полотно железной дороги. Поезд несётся в ночь..
Слушайте мой голос, он поможет вам перенестись в "Тимок", и станет вашим проводником.
С каждым словом, вы будете погружаться всё глубже, свободно и ненапряжённо, в странный, туманный город с церковными шпилями и мрачными домами, покрытых сажей звёзд.
Я буду считать до 10, при слове 10, - вы окажетесь в "Тимоке".

1 - сосредоточьте внимание на моих словах и расслабьтесь.
2- ваши уста и глаза - смолкают.
3 - по вашим пальцам разливается тепло.
.....
7 - ваши ступни и ноги тяжелеют.
8 - тепло распространяется по вашей спине и шее, по всему телу.
9 - с каждым вздохом, вы погружаетесь всё глубже...
10 - всё, вы в "Тимоке".

Пускай вас не смущает молчание природы. Здесь молчит всё : звёзды, листва дерева возле гостиницы, где остановятся наши герои, и где одинокий фонарь, словно бы опустив голову, заикаясь, захлёбывается светом, не в силах что-то сказать.
К городу подъезжает поезд. В нём едут почти чеховские сёстры Анна и Эстер.
Куда они едут? Кажется, что ни Москвы, ни других городов мира, уже нет. Как нет и мечты - она умерла.
Они едут уже которую вечность домой, забыв о том, что существуют вечно. Маленький сын Анны, читает в тёмном уголке "Героя нашего времени" Лермонтова. Ему скучно, душно... Анне и Эстер тоже и скучно и грустно, и руки они не могут друг другу подать.

У них умер отец, словно умер Бог, и всё в мире мрачно смолкло.
Было страшно, когда Христос умирал один на кресте. Невыносимо было, когда он молчал на вопрос Пилата : " что есть истина?". Мучительно страшно было, когда стали смолкать сердца людей, мечты, искусство... Казалось, что смолкали и гасли даже звёзды, нервически мигала солнцем листва, и отлетала в ночь. Мир жутко обнажался. Смолк тот, кто был всему началом - Отец.
Могло статься, что распятый, измождённый от духоты одиночества и муки, Христос, произносил своё "Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?", уже в пустые, смолкшие небеса.
Бог умер, и крест на Голгофе вдруг обратился в крест кукловода. Звёзды, пали, прозрачными нитями протянувшись и блеснув над землёй..
Мир обратился в безумный театр, запертый однажды директором. Мир возле театра, давно уже умер, а актёры этого не знали, они одичали, их чувства - окарлились, измельчали, и они, безумные, одинокие, продолжали играть в декорациях мира, которого уже нет.

Часть 2.

Сестры- тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы.
Медуницы и осы тяжелую розу сосут.
Человек умирает. Песок остывает согретый,
И вчерашнее солнце на черных носилках несут.

(Осип Мандельштам)

Эстер.

Дальше...

Прекрасная, интеллигентная Эстер, больна раком. Она - переводчица, желающая узнать тайну многих книг и времён.
Словно чистая и поруганная душа, она томится без тела.
Частый, рассыпчатый пульс, голубым, мелким и жарким песком просыпается меж её пальцами, сквозь пальцы, ставших призрачными.
Отец умер, и она сказала сестре, что не сможет жить без него. Так ради кого она живёт? Ради сестры, себя, искусства, племянника Юхана?
Какой это странный город - думает Эстер, смотря сквозь тусклое стекло, сквозь дым дождя.
В нём все говорят на странном, чужом языке. А Анна? Мы говорим с ней на одном языке, но понимаем друг друга ещё меньше. Она - само здоровье, с молодым, роскошным телом, томящимся по любви и ласке...
А я? Как там у Сартра ? - "Ад - это другие". Нет, Ад - это дорогие нам люди. Ты отражаешься в другом темно и мерзко, искажённо, и ничего не можешь с этим поделать, не можешь докричаться до человека ( словно ты призрак пришедший домой, и душа твоя, душа вещей и мира - само молчание!), и словно душа, реешь над своим телом, своим образом, разлагающимся, и не можешь его оживить и согреть.
Да, я завидую телу Анны, её цветущему здоровью и силе. Но мне мерзко видеть, что она делает со своим телом, как желает сексом, похотью, выбраться из одиночества, докричаться до ближнего и мира...
Да, я испытываю отвращение к сексу. В самом слове "секс" есть нечто паучье ( два острых, тёмных блеска глазок "с")
Судороги смерти и сладострастные судороги любовных ласк - едины.
Но в любви, душа бессознательно желает проникнуть сквозь тело, к душе.
Мужская рука, тёмным пауком скользит по паутине вен, подбирается к заветному и мрачному гнезду.. а сердце - сердце бьётся пленным пауком.
Анна в своей похоти и слепой жажде тепла человеческого, забыла о душе, тело сделала душой, и, знаю, знаю, ночами плачет об этом, обнимая себя в тишине, темноте...
На глазах Эстер появляются слёзы. Её левая рука касается обнажённой груди, гладит её... правая рука, скользит под пижаму, вниз живота, и дальше, дальше, в душный, бледный мрак..
Боже! это невыносимо - вскрикивает Эстер. Отстранённая от мира мужчин свой болезнью, потерявшая надежду стать матерью, Эстер сворачивается на постели в трагический комочек эмбриона, всхлипывает, закрывая рукой лицо.

Что можно обнять в мире без души? - себя, своё тело, и самое слово на Земле, обречено выродиться в творческую мастурбацию, ибо человек будет обнимать лишь себя, и даже любя другого, он будет любить в нём лишь себя до такой степени, что если бы человек, бог, мир, вдруг умерли бы, то он не сразу бы это заметил, любя лишь себя, сознавая лишь себя.
Что можно обнять в мире без бога? Его слово? - бледное эхо его первого слова - человека? Себя? Боже!!
Эстер встаёт с постели, оставляя на ней раскрытый роман Достоевского на русском языке. Подходит к окну : словно в немом кино, мечутся люди, тени... измученная, запряжённая лошадь, тянет за собой телегу с хламом : стулья, столы... - бессмысленный символ скитаний, бесприютности души в мире.
Вдруг, темно смолкает движение за окном, и в сумерки улицы, словно огромный паук, тяжело передвигаясь, въезжает танк...
И некого спросить, никто не ответит, что происходит в этом страшном городе.
Эстер крутит ручку радио, и ловит музыку Баха. Как ласточка крылом разрезая вечер, зачерпывает своим крылом заходящее солнце, так и музыка Баха, без слов, рассекла гнетущее молчание мира. Так ловят сигнал с далёкой звезды..

Анна.

Боже, как душно в этой чёртовой гостинице! Как я устала от вечного надзора и нытья Эстер!
Скорей бы она уже отмучилась, умерла...
Слышала, как она бредила сегодня ночью о том, что её тело - заживо гниёт, что жизнь страшна и тот свет - страшен своей неизвестностью, тёмным и липким молчанием, которым какой-то паук уже здесь, на земле, обволакивает тело в паутину вен, и сосёт, сосёт душу...
А если бога нет, то телу гнить ещё и под землёй? И это всё? А она гниёт уже сейчас, словно понизили градус жизни, и температура жизни стала равна смерти.
И всё же, мне жаль Эстер. Невыносимо было слышать о том, как она, молодая, гниёт, словно живой труп, как в ней бродят соки жизни и душа, и самый секс, любовь, какой-то накипью и пеной сердца, запеклись у неё на устах, и тогда она сказала, что ей мерзки сперма и свои отравленные секреции, и свой запах, а потом, сразу, она стала говорить о церкви, причастии..начало и конец жизни, жизнь и смерть. мучительно смешались в её бедном сердце в нечто мерзкое.. Может, ей так будет легче умереть, растоптав красоту и смысл жизни?
Она уже не видит жизни, а видит лишь тёмную радугу её распада, гниения.
Нет, я от этого устала!! Сегодня была в театре, где карлики давали своё представление, и на последнем ряду, мужчина и женщина занимались сексом. Она сидела на нём, извиваясь, стоная... и их руки и ноги были сплетены. содрогались... они были похожи на мерзкого паука, рака.
Да, пусть паука, пусть в мире нет ничего кроме этого, но хотя бы каплю ласки и слова человеческого, Боже!
Может, паук только и появляется в шуме порока и нелюбви, когда душа перестаёт видеть и слышать себя?
Невозможно вынести это молчание, томление тела, любви! Успеть бы, не дать любви в себе забродить...
Но как же мерзко было, когда я вышла из театра : как безумный работал отбойный молоток, насилуя и разрушая мир, и люди проходили в этой духоте разрушения и похоти, касаясь тебя, твоей души...
Ну да. переспала после этого с официантом, который ни черта не понял что я ему говорила : мои слова сливались с ветром, а около постели, словно свернувшееся молоко, белела лужица моей белой сорочки..

Эстер тоже бросала слова на ветер, общаясь с этим милым и старым слугой. Заботливый он. Как она о нём говорила? Что-то из Толстого, что-то про Ивана Ильича...
Она и умрёт так, поведав самое заветное, тому, кто ничего не поймёт. Мы и живём так, словно на каких-то незримых, призрачных, инфракрасных кругах ада, говоря с радугой тишины и молчания, отвечая от скуки безумия себе же, голосами муз и богов...

Юхан.

Эта гостиница - словно мрачный лабиринт с минотавром!
Милая Эстер пьёт, плачет и сидит за своими книгами. Мама - ушла в город... А я блуждаю в этом лабиринте комнат, молчания коридоров. Какая странная картина!
Эстер рассказывала мне мифы о похищении Европы, Эдипе... но чаще всего о "Несс и Деянире", и, как странно, что именно эта картина оказалась здесь!

( Рубенс - Несс и Деянира)

Кентавр хотел похитить, совратить жену Геракла, но он ранил Кентавра стрелой, но, дабы отомстить Гераклу, Несс сказал жене Геракла, чтобы она собрала его кровь, которая охранит Геракла от измены. Но кровь была ядовита, и потому Геракл умер, надев одежду, пропитанную кровью Кентавра.
Странный, но очаровывающий миф о борьбе животной страсти и человека, любви... что-то такое говорила Эстер.
Круг безысходности, молчания, недоверия, замкнулся.
Эстер сегодня мне сказала, что выучила несколько слов на языке этого города : рука, лицо... почему именно эти слова? Она странная.

Как всё обнажённо странно в этом городе! Кажется, что с предметов, лиц, движений сорваны тени и звуки, и они остались в трагическом обнажении молчания.
В этом молчании есть нечто животное : тень люстры засеменила тёмным пауком в угол...
Эстер говорила маме, что такое молчание страшно тем, что оно, словно луна, может вместить солнце, заслонить первое слово Бога.
И если бы погиб весь мир, и в тумане мотыльком мелькнули бы лишь рука и лицо, то нужно довериться им : рука - к руке, лицо - к лицу... Не хочется впускать это животное, тёмное, воинственное начало в себя.
Я попрошу, чтобы Эстер написала мне эти незнакомые и странные слова : быть может, в них единственная надежда на спасение. Ведь иной раз лицо улыбнётся так нежно, словно неизвестное, нездешнее слово очертилось на синей глади молчания.
Где-то в книге Эстер я прочёл, что музыкой улыбается вечно молчаливый и кроткий воздух.

Мы с мамой едем в поезде домой. Маме грустно и душно на душе. Она подошла к окну, и подставила лицо и руку прохладной ласке дождя.
Это было похоже на то, как между сёстрами - одна, на земле, другая - на небе, - образовалась прозрачная связь, и они нежно коснулись друг друга.
Да, наверное и у касаний есть свои прозрачные слова, побеждающие молчание.
Юхан подходит к матери, и нежно берёт её за руку, улыбаясь улыбке солнца и дождя за ясным окном.