Там, где море не бьется об берег

Осторожно, СПОЙЛЕРЫ.

Отгорел закат и тени деревьев отступили вглубь старого мудрого Леса.
Четыре костра освещали поляну лучше дневного солнца, огоньки в чадушках, подвешенных на столбы, так, чтобы не навредить деревьям и лесу, мерцали торжественно и уверенно.
Пятеро мальчишек готовились стать мужчинами, пятеро щенков готовились стать Псами. Род Железного Дуба стоял вокруг поляны, и на лице каждого застыло выражение гордости и той родительской доброты, которую так часто не замечают на лицах отцов дети дети, делая первая успехи, первые шаги.
Хонга Кокора ласково глядела на младшего сына — отгремела его последняя детская зима, а значит, место в середине шеренги он занимал по праву. Пятеро длинноволосых мальчишек смирно стояли на пустом пространстве посреди костров, выпрямившись и гордо подняв головы навстречу своей судьбе.
Хонга Кокора отвернула голову и опустила взгляд.
Железной полосой сдавило сердце воспоминание двухлетней давности: вот падает её, младшенький, надежда и отрада, и не своим голосом тихо кричит: «не идут ноженьки». Вот бросается она со всех ног через весь двор, и за ней — Железный дуб и два старших сына, вот сердце вылетает из груди отчаянным нечеловеческим криком, и уже падая в пыль, она слышит весёлое: «Идут!».
И прорывается что-то внутри, лавиной сметая страх и горечь, благодарность и отчаянная радость застилает глаза.
Украдкой Хонга смахнула слезу и оглянулась на мужа.
Железный Дуб стоял перед мальчишками и что-то им говорил, тихо, так, чтобы услышали только они. Те молча слушали, внимая последнему наставлению перед Посвящением.
Хонга печально улыбнулась.
Её старший сын должен был быть здесь. Но его нет.
Вот уже шесть лет ни следа его в чаще, ни запаха его по ветру.
И лишь младшенький, стоящий сейчас перед отцом на твердых ногах — он единственное подтверждение тому, что он жив.
Жив, но где он?
Что с ним?
Железный Дуб договорил последние слова и повернулся, собираясь уходить, но тут в небе послышался негромкий шелест.
Как будто большая птица парила над поляной. Повинуясь знаку Железного Дуба, пятеро мальчишек отбежали с центра поляны и стали перед родителями.
С недоумением Кокорины дети поднимали глаза к небу, силясь что-то разглядеть в ночной тьме.
И разглядели две тени.
Сложив огненные шёлковые крылья невиданная птица плавно опустилась в центр поляны, за ней спикировал, скалясь во всю пасть, огромный симуран.
Скрипнули колёса, вздохнула земля, принимая тяжесть мудро скроенной тележки. Могучая рука в кожаной перчатке отпустила рычаг и знакомое лицо озорно улыбнулось.
— Коренга!
Панический, неверящий, изумленный, радостный, болезненный, мучительный, исступленный крик вырвался из материнской груди и Хонга Кокора белой тенью подлетела к сыну.
— Мама, — прошептал венн, крепко прижав к себе обнявшую его женщину. — Мама, — повторил он и засмеялся.
Отмершие от испуга и неожиданности Кокорины дети ожили и подбежали к тележке, сгрудились, во все глаза глядя на вернувшегося брата, самые смелые гладили мохнатую голову Торона, трогали изменившиеся борта тележки, глазели на диковинные крылья, обтянутые шелком.
— Коренга, наконец-то ты вернулся, — произнёс Железный Дуб, отпуская сына. — Вижу, ты превзошел меня в искусстве сотворения механизмов, — усмехнулся он.
— Да, — кивнул сын, пытаясь спрятать гордую улыбку.
Хонга первой заметила, что сын так и не вышел из тележки.
— Коренга, ты что не… — упавшим голосом спросила она и не смогла закончить.
Коренга как-то виновато пожал плечами, но тут же бодро усмехнулся:
— Ну, должна же была Незваная Гостья хоть как-то отыграться на мне за холостые укусы. И потом… — он пошарил у левого борта, ухватился за что-то и произнёс: — Ну-ка, отойдите.
Веннское племя послушно отхлынуло от тележки, и Коренга вытащил две странные палки. Отложив их, он ловко перемахнул неживые ноги через борт, усевшись на него, снова взял палки, и приложил их к своим бёдрам.
Что-то щёлкнуло, Коренга встал и все ахнули.
Облокотившись о плечи своего дивного механизма, сын Леса хитро улыбнулся.
И Голубая Луна, сияющая в небе над поляной, хитро улыбнулась ему в ответ.