В гостях у жителей пустыни

В Джайсалмер, город на краю пустыни Тхар, я не собиралась, но обстоятельства распорядились иначе. Монастырь, в который я ехала, внезапно (тм) оказался в нескольких сотнях километров от места, куда я прибыла; деловую встречу под Джайпуром перенести так быстро не удалось; в итоге меня отправили в Джайсалмер.
− Почему бы тебе пока не съездить на запад? Древний город, много исторических памятников и пустыня.
«Значит, судьба», − подумала я и поехала в Джайсалмер.

Всё, что я знала об индийском штате Раджастан, − что мужчины там ходят в тюрбанах, женщины расшивают одежды зеркалами, а экономикой правит пустыня, точнее, пустынный туризм: сафари на верблюдах, павлины в кустах и всё такое. После джунглей Кералы и Карнатаки засушливый Раджастан с его песочного цвета домиками и скудной растительностью производит необычное впечатление. Заметно влияние персидской и арабской архитектуры. Солнце жарит, как в Сахаре. Тебя привозят на прогулку по огромному засушливому полю, где местные жители играют в крикет, и объясняют, что вообще-то это дно озера, просто озера пока нет. Пройдут дожди − появится. Ну, появится − и гут. Колодец, откуда женщины ухитряются доставать воду, напоминает шахту с невзрачной лужицей где-то в районе центра Земли. В Раджастане начинается лето.

И заканчивается туристический сезон. Туристы, нежные растения, не цветут при температуре +40-50 градусов. Поэтому то, что тебя достают спросонья из ночного автобуса и бесплатно селят в роскошный отель − в порядке вещей. Но скука, couchsurfing да немного везения берут свое − и вот я отправляюсь в квартал древних купеческих домов, где встречаюсь с Мир Кханом, двадцатипятилетним юношей, рожденным в одном из поселений пустыни.

Мир Кхан закончил восемь классов и работает продавцом расшитых раджастанских тканей в одном из купеческих домиков савели, которые, в тончайшей резьбе своих балкончиков, выглядят как невероятная декорация к 1001 ночи. У его дяди, как, по-моему, у каждого второго в Джайсалмере, есть отель, поэтому Мир свободно хостит там всех иностранцев с couchsurfing'a, которые приезжают к нему в гости. Отель действительно хорош для всех желающих ощутить себя Шахерезадой, но меня интересует, в первую очередь, жизнь в пустыне. Я уже успела съездить на суточное сафари на верблюдах с несколькими иностранцами и русским юношей Кириллом, который поддержал меня в желании ночевать не на кроватках, а прямо на дюне (загадочные русские души...). К утру нас покусали скарабеи и, спасибо ветру, слегка погребла эта самая дюна, но я была довольна как слон и оглядывалась по сторонам в поисках песчаных червей, хотя окружали нас только верблюды и вечные собаки. Книги всегда привлекали меня, главным образом, как источник идей для того, чтобы разнообразить свою собственную жизнь. Если там герой живет так, то почему я тут не могу хотя бы попробовать? Ничто человеческое читателю не чуждо!
Поэтому в Мир Кхана я вцепилась, как клещ.
− Ты сказал, что если я останусь еще на день, мы опять поедем ночевать в пустыню и посмотрим твою деревню.
− По правде сказать, − отвечал Мир Кхан, − сюда приезжает много иностранцев, но ещё ни у кого я не наблюдал такого интереса к жизни пустыни.

Мы расстелили одеяла на песке и лежали, глядя на луну. Пока мы общались в деревне с родными Мира, предлагавшими мне купить козу, выращивать картофель и обучать детей английскому языку, небо потемнело и пустыню накрыла небольшая песчаная буря, но к тому времени, когда мы выбрались наружу, немного распогодилось.
− Знаешь, − задумчиво сказала я, желая объяснить Миру истоки своего интереса к жизни пустыни. − Есть такая книга, «Дюна». О планете, которая была целиком покрыта песком. Слышал что-нибудь об этом?
− Нет.
− Ты вообще когда-нибудь читал книги?
− Те, что каждый день приносят.
− Это газеты. А романы читал?
− Нет. Я родился в пустыне, работал с детства, учился у людей.
− В общем, дело было так. Жил-был Муаддиб, будущий мессия и сын короля...
Мир с любопытством выслушал краткий пересказ первой части «Дюны» и намеки на то, что дальше все было не менее интересно. Я добралась до Лето II, который так хотел помочь своей планете, что преобразил своё тело в тело гигантского червя («Бог-император Дюны»), вспоминая своих русских знакомых, уверенных, что человеку в обычном состоянии сознания такое в голову прийти не может. Кажется, Мир вдохновился на прочтение. Радуясь чужому интересу, заодно я пересказала сыну пустыни «Песчаную учительницу» Платонова − маленький рассказ о девушке, которая учила жителей останавливать наступление песка.
− Приезжай еще, − сказал Мир. − Оставайся у нас. Если будешь учить детей, тебе будет платить вся деревня...

Но меня ждали Гималаи, куда я slowly-slowly ехала уже почти три месяца. Возвращаясь на байке в Джайсалмер, я всё думала и думала − а что бы получилось из меня, если бы я была на месте Джессики? Если бы я оказалась среди фременов? Неужто бы я не выучилась их обычаям, не смогла объезжать червей? В солнечные очки бил ветер, кругом расстилались пески. В какой уже раз за жизнь я чувствовала, что все природные ландшафты, все создания человеческого гения являются отображением порою скрытых, тайных ландшафтов души каждого человека. И только неосведомленность об их существовании может побудить человека считать себя островом, а не частью целого, от чего предостерегал ещё Джон Донн.

Что же до ядов, которые усилием сознания нужно преобразить в снадобье, позволяющие видеть незримое, то их в наше время и так хватает.