4 The Worst Experience In My Entire Life

Это не совсем рецензия, хотя и совсем не-рецензией ее не назовешь. Вудхауз как Вудхауз, роман как роман — загородное имение, Великие Жизненные Проблемы людей с высоким стабильным пассивным доходом, угрозы холостяцкому положению Бертрама в лице двух разных с виду и схожих некоторой картонностью дам, родственники разных категорий, пугающие фигуры авторитетных мужчин в возрасте, пасторальные пейзажи центральной Англии, школьные приятели, комичные в своей запутанности перипетии и лишенные смысла интриги, разрешающиеся одним умственным усилием гениального Дживса, с легкостью выставляющего своего нанимателя неуравновешенным клептоманом... Как раз то, что желают получить читатели этой серии романов! Ищущий да обрящет.

Чего поклонник историй о приключениях английской аристократии получать не желает, так это сомнительных последствий решений, принятых переводчиком Светланой Чулковой во время работы над текстом. Разбалованный хорошим языком и качественной версткой других романов о Дживсе и Вустере, он в приятном предвкушении берется за чтение и уже на первой странице сталкивается с невнятным пассажем:

«Регинальд Херринг (Киппер) и я. Херринг [Херринг — от английского «herring», «селедка». Киппер — от английского «kipper» — «копченая селедка».] — мой старый приятель...».

Это не убавляет пыла читателя, он говорит себе, что экзотизация — тоже стратегия, что примечания в гарвардский стиле имеют право на существование, хоть и выглядят до крайности нелепо, и продолжает чтение. Читатель пребывает в счастливом неведении, не зная, что на протяжении не такого уж длинного романа его ожидают:
• попытки придерживаться упомянутой стратегии экзотизации с ужасными последствиями:

«превосходная степень сумасшествия Дабл Ю Крима», «вечер-дансинг», «„тонубельное” […] озеро», «надуваться как баббл-гам», вдобавок Ма и Па Крим перемежаются с мистером и миссис Крим весь текст

• вкупе с малодушными отступлениями:

Кримша, она же «мистерша Крим», «облизываться, словно волк из русской народной сказки», «ей нужно держать марку, ведь ее зовут Попет [Крошка]. Ведь если собаку изо дня в день зовут: „Крошка, Крошка!”, поневоле захочешь применить силу»

• зубодробительными конструкциями:

«Анатоль по-прежнему готовит свои timbales des ris de veau toulousaines?», «да, и Sylphides a la creme d' ecrevisses», «varium et mutable semper femina, сэр», «женская особь может быть „хомо стервус”, а есть еще тип „соня” »

• и оскорбительными для читателя вариациями имен:

«письмо в стиле Томаса Оутвея [несколькими фразами ниже] Отвей считает», «у Томаса Харли на этом много построено. Я не был знаком ни с каким Т. Харди».

Помимо этих исключительно переводческих ошибок, которые для человека неискушенного могут быть раздражающими, но отнюдь не трагическими, впечатления от текста готовы испортить:
• полнейший отказ от каких-либо правил оформления прямой речи и диалогов (здесь и далее вся пунктуация авторская):

"Ах, не обижайтесь, сказала она, — «я забыла предупредить вас, что Берти готовится к единоборству по метанию огурцовых сэндвичей на следующих Олимпийских играх. Он старается поддерживать спортивную форму.»,

• замалчивания факта существования запятых:

«а со мной было однажды поймали», «так что вы говорите за причудливая история?»,

• отглагольные существительные, которым только и не хватает транспаранта «Мы Без Задней Мысли Перенесены Из Английского Языка»:

«определив по сосанию под ложечкой», «приступил к держанию руки Филлис в своей», «наблюдаются ли у испытуемого признаки спячивания», «приступила к выжиманию слез жалости» etc,

• банальнейше исполненные неоновые указатели на якобы низкий уровень интеллект персонажей:

«вспоминал все „приветы” всех человеков, с которыми ему проходилось сталкиваться», «если это ты называешь любовью, то я одеваю свою шляпу», «либо ты мужик, либо нет, как говаривал шевалье Баярд»

• и что-то такое, сделанное руками, что никто не может ни назвать, ни описать:

«мною овладела сильная тяга, тяга принять», «внутри эта придорожная таверна „Лиса и Гусь” (не ищите в меню) ничем не отличалась от других своих придорожных сестер», «пронзил меня от капота и до», «подумал я, и начал был размышлять».

Все это для читателя образованного весьма тяжело, все это отравляет ему чтение и самым преступным образом скрадывает очарование, легкость и живость оригинального текста. Хотелось бы, чтобы только обученные специалисты брались за перевод и верстку текста, что в нашем неидеальном мире, скорее всего, невозможно. Зато возможно завершить эту не-совсем-рецензию замечательными словами мистера Вустера: «Вы же знаете, я не люблю, когда выражаются неграмотно».