5

Три года назад перед юбилейным, семидесятым Днем Победы я устроил себе настоящий марафон, прочитав даже больше книг, чем изначально планировал. Среди тех книг была повесть Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», и труд Даниила Гранина с Алесем Адамовичем «Блокадная книга», «Дневник Анны Франк» с «Блокадным дневником Лены Мухиной» и романы Ремарка «Чёрный обелиск», «Время жить и время умирать» с повествующей о войне из концлагеря «Искрой жизни». И, если мне не изменяет память, на «Искре жизни» я и остановился. Потому что хоть творчество одно из ярчайших представителей «потерянного поколения» безусловно достойное, но очень тяжелое и выматывающее.

В последние два года содержание книг бывших в процессе чтения на майские праздники, не имело ни прямого, ни косвенного отношения к грозным событиям 1941-1945. Приближаясь уже к семидесятитрёхлетию праздника «со слезами на глазах», я решил вместо множества книг прочитать, а вернее перечитать одну-единственную, изданную в двух томах, ставшую признанной классикой как по теме борьбы советского народа с немецко-фашистскими захватчиками, так и по работе советской разведки в недрах Третьего рейха.

Кого мы обычно представляем, когда вспоминаем о разведчиках? Разведчик — это человек обладающей железной волей, фотографической памятью, обширными знаниями всего, что касается порученной ему миссии, и удивительной эрудиции в самых казалось бы неожиданных областях. Разведчик отличается вниманием к мелочам и наблюдательностью, какой мог бы позавидовать даже знаменитый Шерлок Холмс. Ещё он непревзойдённый комбинатор, тактик и стратег, планирующий на много ходов вперёд сразу в нескольких вариантов, чтобы в случае ошибки или непредвиденных обстоятельствах были бы пути отхода — план B, за которым наготове план C и так далее. Если дело совсем плохо, разведчик — это мастер экспромта и импровизации, благодаря которым за считанные мгновения в безнадёжном, провальном положении рождается решение, позволяющее выйти сухим из воды, а то и упрочить своё положение в структуре противника, возвыситься среди врагов! И, конечно, потративший месяцы и годы на внедрение в стан врага — это выдающийся актёр, в совершенстве владеющий интонацией, мимикой и телом. Каждое слово и то как оно сказано, каждый взгляд и каждый жест неизменно делают его своим среди чужих, но никогда в жизни он не получит за это явных наград, премий и тем более оваций.

Да, брат, пеpемучайся как хочешь, но чтоб никаких эмоций, кроме преданности рейху. И ничего - понял? - ничего, только вживаться. Что бы ни было - вживаться. (с) Бруно.

Настоящий супермен у нас тут нарисовался, сверхчеловек! И всё вроде бы так, но надо понимать, что это только одна сторона медали. Какова изнанка искусства резидента? Наверняка у многих есть сосед, родственник или коллега, при встрече с которым так и хочется либо поморщиться, либо стиснуть зубы от злости. Но нельзя! Потому что нужно быть вежливым. Нужно хотя бы создать видимость спокойствия, а, может быть, и улыбнуться, спросить о делах и здоровье, чтобы, покончив с полным фальши ритуалом, разойтись по сторонам и вздохнуть свободно. Но это среди обывателей, в мирное время. На войне, естественно, всё острее. Полномасштабные боевые действия, воздушные бомбардировки, потоки пленных, расстрелы, висящий в воздухе страх смерти и подозрения всех ко всем так или иначе проводят предельно чёткую черту между своими и чужими, близкими и ненавистными. Но замешанная на адской боли потерь и ужасе от происходящего в концентрационных лагерях ненависть к провозгласившему частью своей доктрины доходящую до исступления агрессию и массовые убийства врагу — это только часть проблемы.

И когда Иоганн пожаловался, что у него сейчас такое ощущение, будто он наелся дерьма, инструктор-наставник сказал укоризненно: - Неправильно реагируешь, Белов. Это уже их идеология. Презирать пожалуйста, но знать и понимать - твоя обязанность.

Мы живём в индифферентное, то есть в основном в зависимости от угла зрения избавленное или лишённое какой-либо идеологии время, когда роман Кожевникова повествует об эпохе и о войне, в которой друг другу противостояли как народы и идеологии, так и возведённая на пьедестал, идущая от примитивных животных инстинктов, холодная, безжалостная логика, пытавшаяся подмять, растоптать, подчинить и уничтожить то человеческое, что двигало вперёд не технический, а культурный прогресс, подвигая человечество к единству без оглядки на сословия, нации и расы.

Он принадлежал к тому поколению советских юношей, сердца которых были опалены событиями в Испании, на которых трагические битвы испанских республиканцев и интернациональных бригад с фашистскими фалангами Франко, Муссолини, Гитлера оставили неизгладимый след, вызвали непоколебимую решимость до конца отдать свою жизнь борьбе с фашизмом, победить его и уничтожить.

Внедряться в общество, а затем и в структуру спецслужб врага, когда тот с очевидными целями наращивает ударную группировку у границ СССР — это уже нелёгкая задача. Продолжать исполнять свой долг, быть своим среди чужих, быть немцем будучи русским, быть фашистом, образцово-показательным наци, когда на Родине горят и истекают кровью города и села — вот это уже высший пилотаж! Тем более это адская задача для молодого человека, коммуниста, сердце которого горело и горит жаждой отдать всего себя во благо Родины и рабочего, в том числе и немецкого интернационала! Конечно, Александр Белов прошёл все стадии сурового чекистского отбора, воспитал в себе казалось бы непоколебимую волю и только потом перевоплотился в Иоганна Вайса, но затем ему всё равно пришлось познать разницу между теорией и практикой.

Но, как и все его сверстники, Александр Белов имел чисто умозрительное представление об этом чудовищном порождении империализма. И когда опытные наставники-чекисты учили его, как перевоплотиться в фашиста, он слушал их и сдавал экзамены по всем необходимым предметам с самоуверенностью отличника, убежденного, что не все науки пригодятся ему в жизни. Важно только окончить курс, а когда он выйдет на просторы жизни, понадобится другое. Но что именно другое, Белов, конечно, не знал. И обучить его этому другому наставники, при всем своем опыте и дарованиях, не могли.

Признаться, в каком-то смысле «Щит и меч» стали для меня ценнее, чем непререкаемая классика «Семнадцать мгновений весны». Безусловно я уважаю труд Юлиана Семёнова и знаю, что его роман считается одним из самых реалистичных фильмов о советской разведке и всё же… И в книге, и в мини-сериала 1973 года Максим Максимович Исаев, он же штандартенфюрер СС Макс Отто фон Штирлиц представлен уже внедрившимся в структуру рейха, состоявшимся, опытным разведчиком, действующим незадолго до подписания капитуляции.

Конечно, при желании можно взять и прочитать о пути разведчика Исаева-Владимирова-Штирлица из других книг Юлиана Семёнова, начиная хотя бы с рассказа «Нежность» и заканчивая романом «Приказано выжить», а то и одолеть все тринадцать книг, повествующих в том числе о события перед внедрением в ряды фашистов и уже после того, вплоть до драматичного в силу поднятой темы сталинских репрессий возвращения в СССР.

Здесь же, в двухтомнике общим объёмом (в моём случае) в 1340 страниц весь путь разведчика от Риги до Берлина, от работёнки с гаечным ключом наперевес до чина гауптштурмфюрера и от образованной, тренированной, но но всё равно пылкой молодости к повидавшей, познавшей многое умудрённой зрелости. И чем дольше я читал, тем больше мне казалось, что «Щит и меч» — это не столько история написанная для того, чтобы читатель узнал, восхитился и ужаснулся реалиями работы советского резидента во всё более и более глубоком фашистском тыле, сколько затем, чтобы открыть тому же читателю невидимую сторону работы разведчика. Практически вся книга — это одно большое испытание на моральную и волевую прочность, которое постоянно усложняется, пробуя ставшего Вайсом Белова на излом!

Иногда все окружающее начинало казаться Иоганну фантастическим бредом, подобным сновидениям безумца. Вот он играет в скат со своими сверстниками за столом, накрытым чистой скатертью, пьет пиво. Они рассказывают ему о своем детстве, о родителях, мечтают, чтобы скорее закончилась война и можно было вернуться домой. Они шутят, играют на аккордеоне, поют. А потом кто-нибудь из них встает и, с сожалением объявив, что ему пора на дежурство, надевает пилотку, вешает на шею автомат, берет палку или плеть и уходит в лагерь, чтобы бить, мучить, убивать. И он, Александр Белов, машет на прощание рукой этому убийце, приветливо улыбается, записывает номер полевой почты, чтобы потом дружески переписываться, и громко сожалеет, что такой хороший парень покидает компанию.

В одном случае всё вроде бы легко и просто, в другом — предстоит перетерпеть бытность мальчика на побегушках у наци. Справился? Теперь постарайся выдержать почти невыносимое испытание неделями безделья. Перетерпел? Хочешь того или не хочешь должен, обязан заниматься с теми, кого до этого презирал, с попавшими в плен, променявшие долг на возможность выжить. Пока Иоганн Вайс готовит из бывших советских граждан диверсантов, Александру Белову во что бы то ни стало нужно найти среди них готовых снова, в том числе и ценой жизни защищать Советскую Родину! Выполнил? Вернул едва не потерянных бойцов в строй? Вспомни всё, чему учили, мобилизуй все силы, но совладай с собой, чтобы не сорваться и не свихнуться, пребывая круглые сутки и семь дней в неделю под маской истинного арийца, не жалеющего сил во имя собственного благополучия и победы рейха.

Помни, что, если рванёшься, решишь покончить с одним, другим, третьим врагом, а потом расстаться с жизнью, прихватив с собой ещё нескольких, станешь не героем, вроде множества погибших таким отчаянным образом фронтовиков, а обыкновенным предателем. Предателем не приказов руководства разведывательного аппарата или пафосных распоряжений правительства, не порученной миссии и даже не своей жизни, а сотен и тысяч соотечественников, которые погибнут, если засекреченный позывной не передаст в Центр бесценный текст, цифры или фотографии.

Преодолевая все эти испытания, нельзя забывать и о том, что контролировать и мотивировать нужно не только самого себя, но и каждого завербованного, особенно тех, кто не давал никакой присяги, не был обучен стойкости и потому изнывает, задыхается от окружающих его со всех сторон свастик, портретов Гитлера и чёрных мундиров. Потому что какой бы идеальной не была выдержка, память и находчивость резидента, миссия провалится от ничтожнейшей казалось бы ошибки даже самого доверенного союзника, заодно похоронив мечты и планы о новой жизни после Победы.

Дополнительный плюс.

Картина в романе Кожевникова вышла масштабной и поэтому на без малого полуторатысячах страницах нашлось место как для эпопеи советского разведчика, так и для экскурса в экономическую подоплёку Второй мировой вообще и Великой Отечественной в частности. Если говорить о разнице восприятия, то напряжённая психологическая драма Белова-Вайса воспринимается острее, когда описание действий магнатов закулисья тяжелее. Почему так, думаю, будет понятно, если не всем, то многим, знакомым с мировой историей и осознающих происходящее в наше время.

Солдаты всех фронтов отправляют друг друга на тот свет, а тем временем политики от мала до велика выполняют заказ владельцев миллиардных состояний, играющих на прибыль любыми средствами в казино размером со всю планету. Не важно сколько будет грязи и сколько прольётся крови, если в конечном счёте игра будет стоить свеч. И пусть в глазах обывателя перемены будут сколь угодно глобальны и фундаментальны, держащие в руках нити позаботятся о том, чтобы преходящая слава, а, значит, и гнев масс досталась жаждущим славы публичным персонам, а самое главное, то есть прибыль и фактическое влияние исключительно им самим. Всё. Замолкаю, потому что тема большая, а материал всё-таки не том.

Небольшой минус.

Если автор создаёт сюжет, принадлежащий в том числе к жанру психологической драмы, да ещё происходящей в душе не обывателя, а разведчика, действующего на фоне известных практически всем событий, читатель имеет право ожидать максимального реализма. И в основном Кожевникова упрекнуть не в чем, но порой… Порой по ходу действия автор всё-таки жертвует правдоподобностью в пользу драмы. Вернее, даже не в пользу драмы, а ради того, чтобы в принципе иметь возможность продолжать сюжет.

В одном случае действие приходит к точке, после которой события запросто могли сложиться так, что работа Белова-Вайса несколько усложнилась бы. Но то ли, желая сократить текст, то ли по другой причине Кожевников позаботился о том, чтобы всё получилось самым что ни на есть лучшим, удачным образом. Не то что бы по тексту случилось чудо невозможное, но сам же автор тут же говорит о том, что Белову здорово повезло.

В другом случае Вадим Михайлович закручивает сюжет так, что финальная миссия советского разведчика и сотоварищей оказывается под угрозой провала. Но потом, в один миг происходит нечто без преувеличения спасительное, дающее возможность выдохнуть и двигаться дальше. И вот здесь уже моих знаний и эрудиции не хватает для того, чтобы уверенно судить о правдоподобности. Возможно, ничего удивительного в этом эпизоде нет, но на взгляд обывателя автор не просто нарисовал своим героям удачу, но буквально простёр к ним длань, устранив серьёзное препятствие для выхода на финишную прямую.