5 Не о кухне

Я не самый большой знаток творчества Джоанн Харрис, всего-то и прочла два романа: «Джентльмены и игроки» и «Блаженные шуты», да посмотрела культовый «Шоколад». От книг осталась в совершенном восторге, реакция на фильм куда более сдержанная: Жюльетт Бинош не совсем моя актриса, Джонни Депп совсем не мой актер, а модное нынче обыкновение смешивать любовь (психологию, детектив, производственный роман, магический реализм) с поваренной книгой, у истоков которого стоял «Шоколад» Харрис, оставляет меня равнодушной. Просто так есть, у каждого свои предпочтения, однако ради восхитительно сложных, непохожих ни друг на друга, ни на что-то, ранее читаное, романов Харрис, имело смысл потерпеть даже кулинарию, на которую недвусмысленно намекало название.

И нет, это не о готовке. Вернее да - о ней, больше того, альбом рецептов Мирабель Дартижан, бретонской крестьянки, матери троих детей, умершей в одиночестве в доме престарелых; этот альбом двигает сюжет: за ним охотятся одни, его расшифровывают другие; противостояние наследников проходит стадии попыток уладить дело дипломатическим путем, шантажа и шпионажа; диверсионных вылазок, позиционной и партизанской войн; открытого противостояния. Что же за Миссис Мишлен была эта Мирабель? На самом деле ничего экстраординарного, она весьма недурно готовила, и талант по наследству перешел к дочери – с таким из придорожной закусочной сделаешь популярный в округе ресторанчик, но развернуться до столичного заведения высокой кухни или франшизы не выйдет.

Дело в другом, в годы войны мадам Дартижан совершила что-то настолько чудовищное, что ее имя в этих местах произносят с проклятиями, а имя ее мужа, который погиб на той войне, стесали с памятника павшим от рук фашистов односельчанам. А о детях с тех пор ничего неизвестно, да туда им и дорога, осмелься кто из семейки появиться в этих краях, ему не поздоровится. И охота за альбомом записей Беатрис идет именно потому, что женушка ее внука рассчитывает найти в нем подробности, которые прольют свет на ту давнюю историю, она писака, знаете ли, и хочет сделать из этого роман. Вообще-то она и ресторан держит, а блюда по рецептам бабки мужа могли бы придать дополнительного шарма меню (французы, они такая гремучая смесь аншанте с рациональностью). И дернул же черт старушку оставить дневник младшей дочери!

Вообще, почти по Шарлю Перро: сын получает ферму, старшая дочь содержимое винного погреба (сотню бутылок вина урожая тридцатого года под забетонированным полом подвала – каждая теперь потянет на тысячу евро); младшей достался пресловутый альбом и трехлитровая банка топленого масла, в котором плавает трюфель, размером с теннисный мяч – красота, кто понимает. Вы понимаете? Я – нет. На месте младшей, я бы обиделась, может даже, рассердилась на мать. О там все гораздо хуже. Ненавидит всю жизнь. Упс. А разве такое возможно? Разве можно о таком говорить вслух? Джоанн Харрис может и потому она великий писатель (в том числе потому). Каждый ведь обязан любить свою мать, правда?

Каждый ведь обязан любить свою родину и ненавидеть ее врагов, правда? Помните недавнюю историю с Колей из Уренгоя? Любо-дорого было посмотреть, как дубина народного гнева обрушилась на голову мальца, который пожалел фашиков. Все мы в те несколько дней поняли, что нация едина. У Франции, завоеванной в одночасье, богатые традиции Сопротивления, ну, знаете, отряды маки и всякое такое. Я в детстве зачитывалась книгой «И один в поле воин», там как раз об этом. Ой, а ведь, правда, там как раз об этом. Молодой красивый образованный и обходительный офицер вермахта и молодая красивая дерзкая храбрая дочь хозяев, у которых он на постое – связная маки. Даже имена до сих пор помню: Генрих и Моник. На самом деле, конечно, не Генрих, он был советским разведчиком, невероятно красивая и трогательная лавстори. Только ведь, послушайте: Моник не могла быть совершенно уверенной, что любимый на самом деле «свой», а все-таки полюбила – сердцу не прикажешь. Ой, как все непросто.

Еще как непросто. Есть трое детей вдовой матери, женщины суровой и неприветливой, которой после гибели мужа приходится самой тянуть ферму, а вы представляете себе, что такое работа на земле? А тут еще боши норовят реквизировать для нужд армии львиную долю урожая. А у нее мигрени. Думаете, выдумки скучающих от безделья дамочек? Значит, вы ничего не знаете о мигрени. Это накатывает на каждого по-своему: Понтий Пилат у Булгакова видел серых мельтешащих мошек предвестием приступа своей невыносимой гемикрании, излеченной Иешуа («Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти»). Мирабель Дартижан видела предметы, лишенными целостности: половинка лица, половина циферблата часов, как на картине Дали. У меня случались и мошки, и половинки, суть в том, что когда это набирает силу, ты скулишь и блюешь от боли, и забываешь порой, как тебя зовут. Так вот, у героини этой книги непременным спутником приближения мигрени запах апельсина.

Потому апельсин – единственный фрукт, который в доме под запретом. Потому, небольшого кусочка апельсинной корки, засунутой в подпоротую материнскую подушку бывает достаточно, чтобы она, упреждая приступ, выпила свою таблетку. морфина. А тогда вожделенная свобода, которую можно использовать на чудесные вещи. Например? Например, встречаться и разговаривать с Томасом Лейбницем, веселым пройдохой и великим комбинатором. Да, немцем. Он такой обаятельный и веселый, и внимательный, и с ним интересно, и он совсем не похож на других взрослых – он тобой интересуется, он с тобой на равных. Это потрясающе смелая и мощная книга. Со сложной, невероятно закрученной интригой и непредсказуемым финалом. И да, Джоанн Харрис лучшая.