4 Дым отечества

Довольно долго, где-то две трети книги, не было ничего интересного. Рассказ идет о некоем Хуберте (у которого отец-наци и брат-военный - очень похоже на книгу На примере брата , хотя, конечно, все наоборот), как он мучается под папиной тиранией, как его не зовут играть в солдатики папины друзья, потом он мучается в качестве штабного обер-ефрейтора где-то в Чехии, когда русские уже на Одере, потом мучается в оккупированной Германии... Как он мучается с разными женщинами и вообще мучается тем, что немец... Написано хорошо, но как-то все это не сильно цепляет, потому что жевано-пережевано. Книжка не новая, семидесятых годов, так что претензия, наверное, слабая, и все равно. Главный герой не вызывает симпатии нигде, потому как с самого начала он недотыкомка и ведет себя по-недотыкомски.

Любопытство все это время вызывала только любовь героя к кино и его манера каждый фильм странным образом ассоциировать со своими отношениями с разными людьми - отцом, братом, подругами: как будто он себя и других видит в героях фильма. В какой-то момент мне показалось, что автор забросит эту линию, но вдруг герой, посмотрев Мальтийского сокола, впечатляется Хамфри Богартом и не то чтобы в мгновение ока меняется, но перестает быть недотыкомкой. Надев личину Сэма Спейда, он бьет шантажиста, в образе молодого Чарлза Кейна получает работу в издательстве, под маской Филипа Марлоу общается с женщинами.

В этот момент осознаешь, что это вообще-то роман затянувшегося взросления - причем взросления представителя одного из самых сложных поколений двадцатого века - детей тех, кто построил и не сумел защитить Третий Рейх. Вина, поиск своего места в разрушенном мире, отречение от отцов и старших братьев - все это достаточно выпукло, но без пережимания. И стремление героя вжиться в чужой, кинематографический образ, отказаться от собственной, поломанной, жизни, работает на этот сюжет. Как и его постоянные мюнгхаузеновские байки (смесь фантазий с увиденными фильмами), которые он просто не способен не рассказывать окружающим, явно скрывают реальную блеклую биографию, ретушируют влияние отца (яростного соратника Германа Эрхарда), презиравшего жену и игнорировавшего младшего сына.

Стиль у Петера Хертлинга довольно типичный для высоколобой немецкой литературы второй половины XX века - поток сознания, пунктирность, слабость сюжетной линии, прыжки через темы, отсутствие выделения у прямой речи и прочие прелести, столь любимые мейнстримными авторами.

...auch Hubert bekommt ein Gewehr in die hand gedruckt, dazu Patronen. Was ist eigentlich los? Die Russen! Aber die sind noch hundert weit weg, wenn nicht mehr. Nicht die Roten. Unsere Russen. Unsere?
...Хуберту тоже сунули в руки оружие с патронами. Что вообще происходит? Русские! Да они же в ста километрах отсюда, если не больше. Не красные. Наши русские. Наши?!

Однако к моему удивлению, Хартлинг сумел придумать ударную концовку, чуть ли не хеппи-энд, дающий надежду на конец мытарствам главного героя, на возможность избавиться от вранья и фантазий и найти человека, которому можно будет рассказать правду: мой отец - офицер СС.