5

Большинство книг, они как кино: кадр, кадр, кадр = повествование. И это совершенно не плохо, напротив, совершенно правильно и логично. Но не написала бы я этой рецензии, не будь других книг. Они как лист бумаги. Сначала пустой, белый. Потом в уголочке пятно. В серединке черточка. Кружок неровный. Пара штрихов. Капля красного. Проступает одно на листочке. Проступает другое. И пока картина рисуется, рисуется и сюжет. Не кадр, кадр, кадр = действие, а сам процесс создания действия - оно и есть в данном случае повествование.
"Книжный вор" напоминает "Бога мелочей" манерой письма, "Парфюмера" тоже. А это книги для кинестетиков и для тех, кто, взяв в рот вишневую конфету, отмечает, посасывая ее, не только вишневый вкус, но и то, как конфета перемещается во рту, задевает зубы, проходится по языку. Выжимает из этого процесса максимум. Хочет увидеть все. Обхватить все. Подобраться с разных сторон (со всех пяти чувств) к сердцевине. Тот, кто из деталей собирает ситуацию, а не тот, кто предпочитает сразу увидеть готовый холст. И вот она, эта конфета - "Книжный вор". Лимонная.
Маленькая девочка Лизель и трое мужчин. Ее мужчин. Отец, друг и враг. Три характера, три судьбы, три грани.
Папа - "чистая душа, прекраснейшая из душ", как отмечает сама Смерть. Человек, которого ведет ощущение справедливости, морали и чести.
Руди - мальчишка - непрогибайка. Несется по дороге только вперед, оставляя остальных позади, отвечающий улыбкой на превратности судьбы. Стойкий оловянный солдатик.
Макс - еврей в подвале у немцев. Страшный секрет семьи. Загнанная дичь. Человек, без смерти понявший, как же на самом деле красиво небо.
Книжный вор. Книжный вор. Книжный вор. Ммм. Как же я благодарна вам, Маркус Зузак, как же. Этот мир, эти люди, эти ситуации могут родиться в голове только необычайно талантливого писателя. Как же я благодарна вам, Маркус Зузак, как же! За то, что вы открыли писателя в себе и нам тоже открыли.
Спасибо.