Больше рецензий

5 марта 2018 г. 00:39

428

4

Чем интересна книга, так это детальным описанием эпохи, в которой жил писатель Алексей Толстой. И когда читаешь эти описания, чередующиеся с описаниями ключевых моментов, то становится понятно, откуда берутся такие творцы искусства, или искусные творцы искусственной реальности. Как сильно это перекликается с нашей современностью. Словно одни и те же куклы (писатели, артисты, пьесы, литература) достаются из мешка кукольника, дабы в очередной раз перевернуть культурные ценности. До начала первой мировой, все русское общество жило одним днем, беспечно веселилось, увлекаясь то индусской мистикой, то двусмысленными откровениями В. Розанова, то пластическими танцами Иды Рубинштейн. А в это время Германия готовилась к войне с Россией, и под стриженым кустарником вдоль насыпи строились скрытые ширококолейные ж.д пути прямо из Берлина в Москву. Герберт Уэльс, то ли писатель фантаст, то ли спецагент, пишет статьи, рекламирующие воинственную Германию. Кстати, именно Герберту Уэльсу посчастливится взять большое интервью у Сталина. И он же опубликует статью «Почему Англия начала войну?», в которой резко обрушивается на Германию как на несносную язву земного шара. И сразу, словно по заказу, в театрах России начинают давать специфические постановки. В Суворинском театре шла художественно беспомощная пьеса Дальского «Позор Германии»; в Луна-Парке — мелодрама Г. Ге «Геймский собор»; в Москве были поставлены пьесы «Король, Закон и Свобода» Леонида Андреева и «Война» М. Арцыбашева. Ни одна из новых постановок в столицах не имела успеха, настолько их художественный уровень не отвечал вкусу и настроению требовательной публики. Начинается мобилизация. Печатаются плакаты «Братцы, на Берлин!» и папиросы с такими же надписями. По приглашению английского посла, творческий коллектив русских писателей фельетонистов отправляется в Англию, для разжигания дальнейшей воинственной риторики. Вместе с Толстым в далекое путешествие отправились В. И. Немирович-Данченко от газеты «Русское слово», А. А. Башмаков от «Правительственного вестника», Н. Д. Егоров из «Нового времени», В. Д. Набоков от журнала «Право» и К. И. Чуковский от газеты «Речь». Сопровождал их корреспондент «Таймс» Вильтон. Уэллс не стесняясь предсказывает поражение Германии и скорую революцию. С приходом революции Толстой эмигрирует и практически повторяет путь Василия Шульгина ( https://www.livelib.ru/book/1000087770-dni-1920-v-v-shulgin ). Возможно, что Толстой и Шульгин отплывали из Одессы в Константинополь на одном и том же теплоходе. В эмиграции, съедаемый завистью он следил за успехами писателей, оставшихся в России. Творческий процесс не давался ему. Сказать по правде, выпускник ремесленного училища, Алексей Толстой относился к творчеству, как к рутине. Не творческий порыв толкал его за письменный стол, а он старался таким образом приманить музу. Бывало, что уходил целый день на поиск рифмы. В конце концов он бросил писать стихи. И вернулся на Родину. Начинает писать на заказ пьесы, переворачивающие историю с ног на голову. Это было так нужно для отвлечения внимания плебса от тягот гражданской войны. А в театрах того времени шли постановки одна веселей другой. Интимные дворцовые драмы, такие, как «Семь жен Ивана Грозного» Д. Смолина или «Фаворитки Петра Первого» Н. Лернера. Утверждалось, что все основано на подлинных фактах, какими бы чудовищными они ни казались. Сюжеты комедий «кишели» проститутками, ворами, сомнительными дельцами, бездарными артистами. Толстой выдал на-гора пьесу «Заговор императрицы». Видимо, переусердствовал с чернухой – критики холодно встретили этот шедевр. Но Толстой объяснил все глупостью публики и тем, что в качестве декораций использовалась настоящая царская мебель из Зимнего Дворца!!! В соревновании театров по поиску новшеств, мхатовцы обогнали всех - они стали рассаживать актеров спиной к зрителям и выпускать на сцену живую мышь. Мейерхольда и его формалистические ухищрения выдают за эталон режиссерской работы. В культурной жизни складывается предреволюционная ситуация. И тогда – опять по уже отработанному шаблону – в Россию прибывает товарищ Горький. Он спасет, как Ленин в свое время, от краха российскую культуру. Странно, что он не прибыл в запломбированном вагоне. Чуть ли не вся Москва встретила Горького на Белорусском вокзале. Площадь забита людьми, повсюду радостные голоса, играют оркестры, слышатся революционные песни. На перроне выстроен почетный караул, пионеры с букетами цветов, представители партии и правительства, рабочих, ученых, деятелей литературы и искусства. Теперь все просто, главное понравиться Горькому. Вот откуда массовость в те времена на всех съездах и митингах. Это было рекламной акцией того времени, а не творческим энтузиазмом. Вот как Толстой с завистью описывает успех Пришвина, ссылаясь на его собственные слова: «А Пришвин только посмеивался, уверяя всех собравшихся, какую огромную выгоду принес ему лично юбилей Горького: «Несколько раз Горький упомянул меня в своих статьях, и книжки мои впервые за всю мою литературную деятельность стали покупать. Это хорошо, потому что силенки у меня еще есть, и хочется поработать, не считая, как всю жизнь это было, двугривенные свои. Ах, как хорошо, что у Горького так своевременно подвернулся юбилей…». Толстой позже наверстает свое. Он станет часто бывать у Горького, навещать его за границей. По совету Горького он будет писать пьесы на указанные им темы. Также совет начать работу над Петром Первым также исходил от Горького. Как истинный граф, Толстой не хотел «мараться» долгими изысканиями образа Петра в книгах и поручил это своей тогдашней жене. Он пишет ей: «1) немедленно вышли мне в Кисловодск книгу «Дело Монса», 2) начни читать сама о следующем: а) казнь стрельцов и все, что было вокруг нее, б) все материалы по всешутейному собору». Но пьеса про Петра и начало романа выходят у него в виде кальки с Октябрьской революции. «Какое жалкое зрелище», — говорил он, — представляла феодальная Россия семнадцатого века! Буквально страна нищих: отсталое земельное хозяйство, почти полное отсутствие мануфактур, внутренний рынок ничтожен… И тут же рядом со всей этой непроходимой нищетой сидели сытые, сонные бояре за крепкими заборами среди дармоедов и юродивых. Уныло звонили церковные колокола во славу нищеты и смирения. Какое буйство сил и разгул жестокости… И Толстой делает вывод, что виноват царевич Алексей. «Сколько голов полетело из-за царевича Алексея… И какой неутешительный итог всей деятельности Петра». Но тяжко Толстому думать о высоких материях. Писать про чернуху гораздо проще. И Толстой быстро, в один, как говорится, присест, написал небольшой рассказ о том, как у Александра Меншикова познакомился Петр с красивой полонянкой и в тот же вечер стала она его любовницей. Здесь же, на Красной площади, когда крики казненных еще звучат в ушах, Петр пытается объяснить кому-то смысл своей жестокости: пролитая кровь должна образумить тех, кто сопротивлялся его реформам и преобразованиям. Реформы=революция=добро. В середине декабря 1928 года он уже договаривался с МХАТом о постановке пьесы, а незадолго до Нового года читал ее актерам театра. К сожалению, ведущие актеры театра, в том числе и его друзья Качалов и Москвин, холодно приняли новую работу. Выражая общую точку зрения театра, Леонидов вскоре после Нового года писал Станиславскому: «Петр I — слабо». Поэтому, сразу почувствовав обстановку неприятия, Толстой передал пьесу во МХАТ-2 и еще накануне Нового года заключил с этой студией договор. Одновременно с театром пьесу передал в журнал «Красная новь», где ее обещали напечатать в январском номере. Жена Толстого прочитала и пересказала ему много книг про Петра Первого, но Алексей Толстой предпочел фантазию историческим фактам. Чем больше вымысла, тем лучше, считал Толстой, но одновременно с этим он знал, что вымысел должен быть такой, чтобы в его сочинении он производил впечатление абсолютной правды. Писать без вымысла нельзя. Петр, скажем, или Ромодановский за свой рабочий или нерабочий день скажет одну фразу, выражающую его сущность, а другую он скажет через неделю или через год, полгода и в другой обстановке, а может, совсем не скажет, а просто подумает. Приходится в романе заставлять его говорить в одном эпизоде то, что он говорил в нескольких эпизодах. Опираясь на маску, которая была снята с живого Петра «самим Растрелли», Толстой делал далеко идущие выводы о родстве Петра и патриарха Никона. Ведь судя по маске, они так похожи внешне… При работе на романом, Толстой предпочитал опираться на зарубежных авторов: неизменно обращался к таким книгам, как «Дневник Патрика Гордона», «Записки» И. Желябужского, «Дневник путешествия в Московию» Иоганна Корба, «Записки» Дж. Перри, «Рассказы о Петре Великом» А. Нартова, «Записки» Юста Юля, «Путевые записки и дневники» кн. Б. Куракина, «Путешествие через Московию» Корнилия де Бруина, «Донесения австрийского дипломата» Оттона Плейера, «Книга о скудости и богатстве» И. Посошкова и, конечно, сочинения протопопа Аввакума. Периодически советуется, или докладывает Горькому о ходе работы. Подписывает договор с журналом о сдаче им нескольких страниц романа ежемесячно. Роман начинают печатать, когда автор еще не сложил для себя образ главных героев. Это так напоминает современную съемку бесконечных сериалов. В своих дневниковых записях Толстой обращает внимание на такие детали, какие обычно следовало бы скрывать. Он описывает эмоции Горького недовольного поведением Шаляпина, считающего деньги. Не в силах скрыть зависти к Есенину, его мучает та легкость, с какой Сергей Есенин сочиняет и читает стихи, недовольно уходит в сторону, но потом целует Есенина в губы. Подражание Иуде? Возможно, пытаясь подражать Есенину, он выкрашивает костюм в голубой цвет и лезет в реку. В итоге – краска потекла, и он вынужден был неделю ходить синим, пока краска не сошла с лица. Толстой то продолжает работу над романом «Хождение по мукам», то бросает и приступает к Петру Первому. В перерывах пишет сказки. Долго не решается писать про эпизоды о гражданской войне. Просит аудиенции у Ворошилова, чтобы выяснить точку зрения партии. Не решается выводить образы того же Ворошилова и Сталина в ходе написания части романа посвященной обороне Царицына. Неудачи объясняет темпераментом. Говорит, что нормальный и здоровый человек не может в течение дня сидеть и писать… Работа над Петром Первым не спорится. Но зато начинают съемки фильма. А фильм-то о Петре предполагается грандиозный, сниматься будет одновременно с русскими и французскими актерами. Он едет в Париж, где принимает участие в конгрессе писателей. И пишет фельетоны об ужасной жизни в капиталистической Европе. «Большинство сидящих в кафе — это сутенеры, уставшие от работы девки, потенциальные и явные преступники. И так каждый день… Никакой другой цели у них нет. Посидят, выпьют, похохочут с невеселыми глазами — и разойдутся, не веря друг другу. А главное, ни у одного из них нет веры в завтрашний день, живут только сегодняшним. Такого кризиса, морального и материального, Париж еще никогда не переживал » К нему подходят эмигранты и говорят: «Здесь жить нельзя, все гниет. Все безнадежно. Люди — сволочь. Все расползлись по своим щелям. Бунин пьет горькую, Алданов растолстел до неузнаваемости, покрыт какими-то лишаями. Булгаков принял священство, он «отец Сергий», одну за другой выпускает толстые книги. Бердяев ничуть не изменился, по-прежнему читает про антихриста… Можно нам вернуться, как ты думаешь?» - Нельзя, - сурово отвечает им Толстой. Горький умирает. Толстой чувствует себя одиноким. А главное — он так и не выполнил еще своих писательских обязательств перед читателями, ждущими от него двух его незаконченных произведений: третьих книг «Хождения по мукам» и «Петра». Правда, к 20-й годовщине Октября он все-таки успел закончить «Хлеб» («Оборона Царицына»), но особой творческой радости эта книга не принесла. Он женится в четвертый раз. В очередной раз помогает реклама - выступление Молотова на VIII Чрезвычайном съезде Советов, назвавшего его бывшим графом, заслужившим любовь и признание народа, открыло перед ним широкие перспективы общественно-политической деятельности. С началом Великой Отечественной войны, меняется «культурная» методичка. Из Ивана Грозного можно делать героя. Юрий Долгорукий… Иван Калита… Димитрий Донской… Иван Грозный… Петр… Битва Ивана Грозного с иноземцами за укрепление и единство Русского государства — вот что сейчас может быть актуальным и злободневным. Толстой начал работать над пьесой из жизни Ивана Грозного, впоследствии получившей название «Орел и орлица». Но, видимо, не особенно успешно. Некто Храпченко в статье «Современная советская драматургия» упрекнул Толстого в том, что Иван Грозный показан у него преимущественно в личном быту, и пьеса не решает задачи исторической реабилитации его. Толстой тяжело переживает. Да и война оказывает свое влияние. Особенно тягостной была для него поездка в качестве корреспондента «Правды» в Харьков на судебный процесс по делу немецких преступников. За короткий срок «Правда» опубликовала его статьи «Фашистские преступники», «Палачи», «Варвары», «Возмездие». Только после этого, накануне нового, 1944 года, он взялся за «Петра». Но закончить роман он так и не успел…