4.5

Эту книжку взять в руки меня заставило настойчивое, но несмотря на то очень смутное воспоминание. Кажется, про Репина нам в начальной школе учительница ИЗО (или литературы, и не в начальной?..) рассказывала, как тот считал, что нужно любить человека в то время, пока его рисуешь. Фраза эта мне, видимо, крепко засела в оолову, так крепко, что рисую я почти никого - слишком сильный импульс требуется, чтобы вообще захотеть кого-то нарисовать. Какой же широты должна быть душа у человека, чтобы мгновенно, пусть и на короткий срок, но все же полюблять изображаемый предмет?

И я наконец-то дорвался до этой книжки, проверить, Репин, или не Репин, правда, или не правда? И правда, и Репин. Очень восторженный и импульсивный человек, с какой легкостию восторгается, с такой же и опалчивается.

Про писательство Репина я услышал впервые. И надо сказать, мне очень по вкусу его язык пришелся, его образность, скрещивание понятий (например, "шавкала"), старо-неологизмы. И даже то возражение Чуковского по поводу не-существования в русском языке сослагательного наклонения причастий я бы стал опровергать, поскольку здесь оно (что-то вроде "обрадовавшийся бы", точно не помню само причастие, употребленное Репиным) живо, наполнено смыслом и очень даже понятно-воспринимаемо. Более того, увидев такой оборот, я даже подумал: вот чего мне до сих пор недоставало! Опечалившиеся бы мои преподаватели русского языка спят, однако, спокойно.

Какая-то грустная, клонящаяся к мещанству, история с женой и дочерью... зависть, шепот, наветы и трусливые подозрения в отношении старых товарищей художника со стороны его родных - все это окружало его в старости. Казалось бы, такая величина, всеми почитаемый творец - но 80 лет - не тот возраст, чтобы все бросать и переезжать, и начинать жизнь по новой... грустно, ничего не попишешь.
Грустно, что так не к месту провелась граница, что Чуковский в бинокль мог видеть Куоккалу, а прийти туда - не мог. Грустно, что с художниками-финнами близости не возникло и дружбы не завязалось. Грустно, что из-за войн многие рисунки и наброски уничтожились или бесследно были растасканы и разворованы. А после смерти Репина целый шкаф таковых исчез...

Под конец книги у меня едва ли слезы не потекли - и знаете, от чего? От того, что в моей электронной версии с экранчика телефона невозможно ни рассмотреть, ни увеличить крошечные квадратики помещенных там картин, рисунков, набросков, эскизов. В таком масштабе некоторые выглядят как фотографии, а ведь знаешь, глядя на и сверяясь с иными, что там - штрихи, мазки, живые, небрежные. От портрета Андреева невозможно оторваться. Вот чего-то такого мне тоже хочется: так выражать и изображать, чтобы люди так же, как я перед живым человеком, зависали - уже перед нарисованным... Но, конечно, Репин - это что-то недостижимое. И непостижимое. А какой несказанный, невообразимый там последний его акварельный автопортрет! Из абсолютно, казалось бы, бестолково разбросанных полупрозрачных пятен выступает в совершенности, более чем объемная голова!.. Но это акварелька, и размеров она, очевидно, что весьма небольших, а вот огромные полотна, и даже фрагменты их - ничего этого не видишь. Впору бежать в галерею...