4 «За Рида можно отдать целый университет» - В.И.Ленин

Есть солдаты удачи, а есть журналисты удачи. Джон Рид был журналистом удачи. Актером по найму, а точнее подсадной уткой на представлениях. Только представления эти шли не на арене цирка, а в реальной жизни. Первые опыты мимикрирования в толпу простолюдинов рабочих были успешны. Он, выпускник Гарвардского университета с интересом слушал рассказы рабочих о тяготах их будней. Джон участвовал в демонстрациях и даже побывал в тюрьме в качестве участника протестных акций. Но его всегда выпускали. Ведь он был журналистом в «Метрополитен». Газета принадлежала Моргану и можно было смело критиковать его конкурентов, включая и самого Рокфеллера. Что Джон с успехом и делал. Он не просто писал репортажи, но делал театральные постановки, на основе своих леденящих кровь репортажей. Один из спектаклей решено было поставить в самом большом зале Нью-Йорка на Мэдисон-сквер-гарден. Конечно же повезло. Одной из сцен была сцена похорон убитого пикетчика. Через зал пронесли гроб, за ним следовали стачечники и пели похоронный марш. Гроб поставили на середине сцены, и каждый рабочий опустил на него зеленую ветвь и красную гвоздику. Видимо, в соответствии с тем же сценарием, по Одессе в 1905 году таскали труп Вакуленчука, выдавливая слезы из прохожих. С той лишь разницей, что труп был настоящий, а зрителями были горожане Одессы. На следующий день газеты так живописали сей спектакль, что общество раскололось на части. Одни сочувствовали рабочим, другие предлагали постановщиков вывалять в смоле и перьях. Но выручка от продаж газет была баснословной, а слава Джона Рида – запредельной. И его отправляют военным корреспондентом в Мексику. Мятежную Мексику. Причем американского журналиста безумно рады видеть и в лагере проправительственных войск, и в лагере повстанцев. Торопливо Джон писал путевые очерки, выводя красочный образ мексиканцев революционеров: « их хижины построены из той же обожженной солнцем глины, на которой они стоят, их пища — кукуруза, которую они выращивают; их питье — вода, которую зачерпывают из пересыхающей реки и тащат домой на головах усталые женщины; их одежда соткана из шерсти, сандалии вырезаны из шкуры только что зарезанного быка. Животные — самые близкие их друзья. Свет и тьма — их день и ночь. Когда мужчина и женщина влюбляются, они бросаются друг другу в объятия без всяких предварительных формальностей; надоев друг другу, они расходятся». Вся суть подобных репортажей сводилась к тому, чтобы в лучших традициях Киплинга, называть черное - белым, красное – синим, а убийц – святыми. Действительно, Франсиско (или сокращенно Панчо) Вилья разорял и убивал, но только богатеев и их прислужников. За пятнадцать лет «грабежей» он не присвоил и сотню песо — все захваченное раздавал пеонам. Во время голода он кормил население целых районов. Да, Вилья был жесток. Но разве можно было упрекнуть в жестокости человека, расстреливавшего руралес за то, что они срезали у пеонов, сбежавших от помещиков, кожу с ног и гоняли по пустыне, пока те не умирали? И разве случайно пеоны считали Вилью чуть ли не святым, видели в нем и надежду и спасение? Вот как Джон описывал Панчо Вилью и ничего, казалось не смущало журналиста в собственном повествовании: « … торжественная церемония вручения Вилье золотой медали за героизм. Медаль не была официальным знаком отличия — ее учредили сами революционные солдаты. И Рид не забыл отметить в своей корреспонденции это немаловажное обстоятельство.
Вручение происходило в раззолоченном приемном зале губернаторского дворца. В центре зала высилось позолоченное губернаторское кресло, похожее на трон. Вдоль стен выстроились щеголеватые артиллерийские офицеры в нарядных мундирах с блестящими шпагами. Во внутреннем дворе, забитом шумной тысячной толпой, четыре военных оркестра без устали играли бравурные марши. Когда Вилья вошел в приемный зал… огромная толпа… обнажила головы, а блестящее собрание офицеров в зале вытянулось в струнку…» Ну настоящий народный борец с феодалами. Более того, революционер, умеющий управлять. Рид сам смог убедиться в этом. Он лично присутствовал при том, как Вилья разрешил финансовую проблему в штате Чиуауа.
Крестьяне перестали привозить провизию, так как горожанам нечем было платить за нее. Денег в городе не было, потому что обладатели серебра и государственных банкнотов припрятали их в кубышки.
Вилья сказал просто:
— Если все дело в деньгах — значит, их нужно напечатать.
Через несколько дней были готовы два миллиона песо, абсолютно ничем не гарантированных, кроме подписи Вильи. Вилья роздал эти деньги солдатам и городской бедноте. Одновременно он установил твердые цены на хлеб, мясо, молоко.
Крестьяне стали привозить еду, голод прекратился. Но богатеи продолжали припрятывать серебро и банкноты, отказались обменять их на деньги Вильи. А серебро нужно было генералу как воздух, чтобы закупить за границей оружие и боеприпасы.
Рассвирепевший Вилья приказал деньги, не обмененные до 10 февраля, считать фальшивыми, их владельцев сажать в тюрьму. Тогда богатеи взвыли и волей-неволей сдали банкноты и серебро в казначейство.
Вот такими репортажами Рид заваливал американские газеты. На словах он восхищался революционерами, в то время как в репортажах явно слышался призыв к «гринго» ввести армию и навести порядок в стране…
Интересно, что знаменитая песенка «кукарача» также пришла к нам со времен мексиканской революции.
Панчо Вилья — друг народа,
Понимает бедных он.
Только тот поймет пеона,
У кого отец — пеон.
Все, что взяли у народа,
Возвращал народу он.
Только тот поймет пеона,
У кого отец — пеон.
У Кукарачи,
У Таракана
Сразу вся исчезла прыть:
До крошки вышла
Марихуана —
И больше нечего курить!

В варианте с марихуаной подразумевается президент Викториано Уэрта, узурпатор, который много пил и употреблял марихуану, и пришёл к власти в результате убийства популярного президента Франсиско Мадеро, начавшего революционное движение.
Дальнейшая биография Джона Рида не менее насыщенная и изобилует удачами. Ему повезло и именно ему решил дать интервью президент Вудро Вильсон. Его послала редакция «Метрополитен» освещать баталии первой мировой. Он побывал и в Германии, и во Франции и даже в Англии. Его живописующие репортажи можно было использовать в качестве либо антивоенной, либо про-военной агитации, в зависимости от требования рынка. Казалось бы, какой интерес для рядового американца должны представлять события в далекой России? Однако Джон пишет и о роли царя-неудачника в военном конфликте, и о попе Гапоне и даже о еврейских погромах в Одессе!!! Со временем Джон стал настоящим профи – он научился не видеть очевидное и акцентировать внимание читателя на несущественном. Например, он постоянно твердил, что жертв революции в России практически не было, выстрел Авроры был холостым. Но в тоже время, описывая события в Москве, умиляется слезам женщин работниц, шьющих красные и черные знамена, чтобы хоронить отдельно погибших большевиков и эсеров… Джону повезло неоднократно пообщаться с самим Лениным и попить с ним чаек. Его назначили первым советским консулом в США… Но удачи не могли сыпаться на голову Джона бесконечно. Ведь рано или поздно, те на кого были рассчитаны его «беспристрастные» репортажи, могли заподозрить неладное. И Джон Рид рано, или поздно должен был сыграть роль одного из героев своей театральной пьесы. А именно, роль трупа героя революции. И ему удалось сыграть эту роль с честью. Для этой роли Джона обменяли у финнов, где он сидел в тюрьме, в качестве контрабандиста. Обменяли на двух финских профессоров, обвиняемых в антисоветском заговоре. Говорят, что Ленин сказал так: «за Рида можно отдать целый университет». Его труп пронесли не по залу театра, и не по сцене. Его торжественно похоронили возле кремлевской стены. А траурный митинг прошел на Красной Площади. Вот такой вот символизм. Вот так вот оборвалась жизнь человека с «детскими» глазами. Смерть настигла его за несколько дней до тридцати трехлетия…