5 Хозяин Магнитной Горы

В своей программной книге профессор Принстонского университета Стивен Коткин рассматривает сталинизм не как политическую модель, а через его социокультурные аспекты. Для него Магнитка - микрокосм СССР, и самое важное в нем - выстраиваемые с нуля советский быт и советская культура. Так что фокус внимания смещен с показательных процессов и съездов партии на жилищный вопрос (как получалось жилье, что оно из себя представляло, как различалось по типам), коммунальные услуги (бани, прачечные, столовые) и развлечения, товарно-продовольственную систему (черный рынок, рационирование, советская торговля, блат и дефицит) и повседневную жизнь ИТК.

В качестве примера автор берет Магнитогорский металлургический комбинат - воплощение индустриализации - и возникший вокруг него город - воплощение социальной инженерии. И это у него получается просто блестяще: через историю постройки гигантского сталелитейного комбината Коткин рассказывает историю построения некапиталистической экономики в рамках автаркической партийной диктатуры - со всеми ее перегибами, недостатками, достоинствами, проблемами и достижениями. На строительстве завода-гиганта и города посреди голой степи (кто читал Котлован , могут себе представить дух и атмосферу этого процесса) отражались все советские явления и тенденции тридцатых годов - обуржуазивание советской элиты и выдвиженчество, комсомольские кампании и спецпоселения как способ колонизации, ударничество и бардак в планировании, немецкие дизайнеры и американские инженеры, стахановское движение и борьба с неграмотностью.

Фактически автор старается понять, как через маленькие и большие меры, иногда принуждением, иногда исподволь, большевики пытались построить социалистическую экономику и социалистическую культуру, пытаясь разобраться и сформулировать, что такое социализм (как должен выглядеть социалистический город и чем он отличается от капиталистического? культура рабочих или культура для рабочих? что из себя представляет социалистическая торговля, если частная собственность отменена? может ли социалистический завод быть построен капиталистической фирмой?) и переходя в процессе от антитезы капитализма к мало вразумительному "строй, существующий в СССР". Во многих главах он пытается разобраться, как относились рабочие к советскому режиму, насколько искренне они верили революционной правде и идеям построения социализма, какие практики могли применять для сопротивления или приспосабливания, и из каких источников вообще можно извлечь подобное понимание.

В принципе, ничего особенно нового я не увидел, но написано все очень-очень здорово, крайне увлекательно и занимательно: Коткин действительно умеет хорошо писать и ловко оперировать чужими идеями (Фитцпатрик, Левин, Гетти), которые он грамотно сводит воедино. Лавируя между ревизионистской и тоталитарной теориями, он представляет композитную картину. Новое (как мне кажется) в работе Коткина - то, что пытаясь разобраться с истоками и причинами Большого террора, он, проводя аналогию между функциями партии и церкви, приходит к выводу, что режим, установившийся в СССР являлся теократическим (хотя сравнения советского с религиозным не оригинальны и довольно распространены), а партийные чистки, с которых и начался террор, в прямом смысле приравнивает к действиям инквизиции; в принципе сравнение спорное, но опять-таки написано отлично, с глубоким анализом, логично и функционально, да и уделяет этой идее автор времени совсем по-минимуму, не фокусируясь на ней, но используя как один из инструментов.

Вместо послесловия: Стивен Коткин регулярно подчеркивает, что не согласен с теми или иными идеями и формулировками Шейлы Фитцпатрик (так сказать, ревизия ревизионистов), однако у меня возникло ощущение, что это скорее попытка выдать желаемое за действительное: Magnetic Mountain фактически представляет собой отличную иллюстрацию для книг Фитцпатрик (в частности, хорошо иллюстрирует Education and Social Mobility ), демонстрируя описываемый ею процесс восходящей мобильности и переплавки крестьян в рабочих. Коткин не столько противоречит Фитцпатрик и другим ревизионистам, сколько дополняет и обогащает их идеи. Например, рассказывая об особенностях продовольственных кооперативов, он фактически подтверждает теорию о псевдосословном характере сталинского общества. Отвергая редукционизм Роберта Конквеста и теории моно-организационной структуры Ригби и Файнсода, он также упирает на многочисленность и разнообразие действовавших в стране (и в Магнитогорске, в частности) акторов - партия, советы, НКВД, промышленность.