4.5 Бога нет, царя не надо, губернатора убьем

Суховато и сдержанно написанное крайне дотошное исследование на тему, которая представляется узкой, а на самом деле вдруг чуть ли не всеобъемлющей, крайне актуальной, несмотря на ограниченные рамки. Она как маленький домик, который внутри оказывается в несколько раз больше, чем видится снаружи.

Книга как гипсовый слепок общества времен народнического террора, как посмертная маска - жутковатая, но довольно точная. Юлия Сафронова (эта книга является ее кандидатской) изящными мазками рисует макабрическую картину всеобщей паранойи, страха и бессилия, на фоне которой один фельетонист заметил, что "теперь бы лучше всего было бы растворить горы опия в невской воде; пусть бы все на всякий случай пили"; рецепт, стоит заметить, крайне актуальный.

Сафронова в поисках того, что русское общество и общественность думали о покушениях на императора, как реагировали на него, как отличались воззрения на текущую ситуацию и идеи выхода из кризиса, рассмотрела все возможные источники - от проповедей с амвонов до подпольной литературы, от дневников придворных до городских слухов, от газетных публикаций до жандармских отчетов: если кто-то что на эту тему говорил или писал, автор обязательно это учла и взяла на карандаш. Глубина и размах реально впечатляют.

Несмотря на академический тон исследования и сугубую научность издания, книга интересно рассказывает о поразительных вещах и явлениях. О том, как горожане запугивали друг друга заминированными улицами, подкопами под дворцы и массами бомбистов на всех перекрестках; о том, как вполне законопослушные и монархически настроенные подданные, снимая шапку и крестясь, говорили: "Ну, слава Богу, наконец-то убили"; о том, как церковь едва не создала культ божественного царя, погибшего за наши грехи.

Сафронова внимательно разглядывает и изучает зеркало, в которое гляделось русское общество, описывая тупиковую ситуацию: не важно, было ли доступной информации много или мало, общество, не способное принять участие в диалоге правительства и революции, намеренно выключенное участниками из этого диалога виселиц и бомб, неизменно создавало собственное, основанное на слухах и страхах, видение происходящего и представление о будущем.