2

При всей своей огромной любви к природе Михаил Михайлович, к сожалению, ставит во главе её человека: даже птицы и звери у него, оказывается, пытаются выучиться человеческой речи. Мне же всегда всё это чувствовалось наоборот, и стократ было ближе видение Арсения Тарковского, писавшего, что он «учился траве, раскрывая тетрадь». Наверное, отсюда и исходит тот внутренний диссонанс, мешающий отдаться этому, в сущности, светлому произведению, но… Имея такое чуткое сердце, Пришвин по какой-то (непонятной для меня) причине делит все лишь на чёрное и белое, и поэтому на одной странице он воспевает жизнь, а на другой без каких-либо колебаний отнимает её у старой волчицы, которой стреляют в голову. Как так?
Может быть, стоило не тревожить детское воспоминание об этой маленькой повести и не перечитывать её сейчас, чтобы сказка-быль таковой и осталась, а не растеряла всё свое волшебство.