2

Литературоведение, как и любая наука, требует от исследователя научной честности. Представляется бесспорным, что при проведении литературоведческого анализа недопустимо ради получения «определённого результата» искажать данные, произвольно интерпретировать цитаты, сглаживать или игнорировать противоречия. Однако увлечённому специалисту, уверенному в ценности своего исследования и истинности полученного результата, бывает психологически сложно заметить данные, не согласующиеся с его идеей. Пристрастность ведёт к заблуждению. Нечто подобное, как мне представляется, и наблюдается в «Случае Зощенко». Автор, правда, подчёркивает, что его книги – это «книги не учёного - это книги свободного художника», но и для художника, думается, чувство истины должно быть важнее личных пристрастий.

Центральная тема книги Бенедикта Сарнова (изданной в 1993 году, в эпоху «пришествия Чичикова») – художественное пространство Зощенко как «мир торжествующих капитанов лебядкиных». Исследование могло быть весьма интересным и внушительным, если бы автор, следуя заранее предустановленной цели, не допускал логические ошибки и неточности. Например: утверждая превосходство «старого» дореволюционного мира над «новым» автор оперирует несравнимыми понятиями: христианской морали он противопоставляет социалистический образ жизни, западным гуманистическим идеалам - советскую действительность, литературному герою «старого времени» – живого «нового человека».

Другой пример: автор, опираясь на Достоевского (цитируется запись из «Дневника писателя» за январь 1876 года «Вместо предисловия. О Большой и Малой Медведицах…»), делает вывод, что все русские – «нигилисты, все до единого Фёдоры Павловичи», в отличие от западного человека, который «может, на худой конец, прожить и без Бога. С Христом в душе или без Христа, он все равно останется человеком». Противоречащая этому выводу историческая реальность (Третий рейх) почему-то игнорируется.

Автор уверен, что его рассуждение ведёт к правильному ответу, поэтому нет ничего страшного в том, чтобы немного исказить доказательства. Однако в контексте такого исследования, трагедия Зощенко неожиданно предстаёт в новом свете. По мнению Сарнова, «случай Зощенко» – это трагедия «человека, искренне убеждённого, что интеллигенты живут «по-выдуманному», а жить надо совсем иначе», но «при первой же попытке отбросить прочь всё это лишнее, «накрученное», потерпевшего крах. «Оказывается, что для него это – недостижимо».

Но я, прочитав книгу Сарнова, трагедию Михаила Зощенко вижу иначе. Интеллигенты, как обнаружил Зощенко, только говорят «по-выдуманному», а живут и действуют - «по-подлому». Говорят о душе и Боге, но отказываются видеть божественное в представителях «класса-гегемона». Утверждают, что человек - это высшая ценность, но «нового человека» личностью не считают. Интеллигенты, как высокоорганизованные и мыслящие организмы, обладают исключительной способностью к адаптации - приспособлению к меняющимся внешним условиям, и главная их забота - как сделать новую реальность более удобной для собственного существования. Я думаю, что для Зощенко разочарованием стало не то, что он сам не смог «отбросить прочь всё лишнее», а то, с какой лёгкостью это сделали другие «носители интеллигентности». Не пролетарская (лебядкинская) культура испугала писателя, а подозрение, переросшее в уверенность, что культура может быть только буржуазной, даже в стране победившего пролетариата.