5 Книга как тенистое укрытие в знойный день

Привычно считать, что раз герои существуют в пространстве военного времени, то понятно, что ждать. Счастливых не будет, и ты сознательно идешь на это, потому что тебе больше всех надо.
Но от первого же абзаца "Крысолова" почему-то веет не жесткой реальностью. Текст сплошь состоит из деталей, которые есть жизнь и помогают не утратить веру в какой-то смысл своего существования.

Его зовут Джон Сидней Хоуард, мы с ним члены одного и того же лондонского клуба. В тот вечер я пришел туда ужинать около восьми, усталый после долгого дня и нескончаемых разговоров о моих взглядах на войну. Он входил в клуб впереди меня — высокий изможденный человек лет семидесяти с несколько нетвердой походкой. В дверях он зацепился за коврик, споткнулся и чуть не упал; швейцар подскочил и подхватил его под локоть.

Вот этот старик, постоянно чувствующий усталость, физическую и моральную, стал для горстки чужих ребятишек ласковым другом и проводником в другую, мирную жизнь. Откуда у него столько сил, мудрости, смелости для таких решений — для меня уму непостижимо. Кто воспитывает детей, знает, как непросто отвлечь их внимание от горькой потери (игрушки или не дай бог родителей), от загоревшейся в душе жажды мести, от несправедливого отношения некоторых взрослых. И как сложно при этом самому не потерять душевного равновесия. А если вдруг в этот период узнаёшь нечто неожиданное о собственном сыне-летчике, который несколько месяцев назад погиб при задании, и рана еще кровоточит...

Я откинулся в кресле, спокойно покуривал, и усталость моя проходила. Поистине мне повезло, не часто встретишь человека, способного говорить о чем-то, кроме войны. Сейчас почти все только и думают если не о нынешней войне, так о прошлой, и любой разговор с каким-то болезненным упорством сводят к войне. А этого высохшего старика война словно обошла стороной. Его занимали самые мирные предметы.

И весь текст — будто ветерок шуршит в прозрачных ярко-зеленых листиках... От первого до последнего абзаца... Только ощущение мира, покоя, жизни. И легкой иронии.