4

При каком бишь государе-то это было? Черт его разберет, по мне так они вообще все одинаковые: сначала по бабам бегают, потом детей пристраивают, потом в монастырь, а кончают все одно на кладбище.

Великолепный Гэндзи был как раз сыном одного из таких вот императоров от какой-то левой бабы из павильона Павлоний (это такие цветы, а не павлины на японский лад, как мне сначала показалось). Точнее, баба была официальной наложницей, но низшего разряда. Прикиньте, в Японии X века даже телок в гареме сортировали по рангу. Императора, кстати, вообще не считали за мужика, если у него была одна только жена. А когда женщин в доме становится больше одной, начинаются срачи. Вот и мать Гэндзи сразу огребла полные уши говна от наложницы классом повыше, тем более что сынуля даже сморщенным младенцем был таким красивым, что батя его чуть наследным принцем не сделал. Потом вспомнил, что правитель он чисто номинальный и одумался.

Уже во второй главе Гэндзи бах! — и семнадцать. Вся округа ослеплена его красотой и талантами, а он только и делает, что клеится к бабам. Не гнушается ни женой мужика, у которого остановился переночевать, ни бывшей лучшего друга, ни любовницей собственного отца. Прям не стесняется врываться к ним в комнаты, засирать уши романтическим буллшитом, стаскивать 12 слоев одежд и делать детей гроздьями, а обесчещенных баб подводить под монастырь (отличный каламбур, хаха). Но Гэндзи настолько нереально крут, что сердиться на него невозможно: ах, какой шалун, вы только поглядите! — только и слышно.

Целыми днями он пишет бабам письма, читает их ответы, рыщет по округе в поиске новых приключений и при этом продвигается по карьерной лестнице. Зима сменяется весной, одна пышная церемония другой, бабы с непроизносимыми именами (на самом деле это ваще звания их ближайших родственников) не выдерживают напора чувств Гэндзи и умирают одна за одной. Остаются самые стойкие и мелкая девчонка, которую тот взял к себе опекать, ну а потом конечно не сдержался. Действительно, зря растил что ли?

Первый том тяжким грузом лег на неподготовленного читателя, то бишь, меня. Не знаю, кто там чего ждал, а я — тонкой истории любви и описания жизни древних японцев. Вместо этого на меня вывалили кучу одинаково изящных аристократов, к месту и не к месту слагающих стихи на бесконечных церемониях и занимающихся чем угодно, кроме, собственно, управления государством. Ей-богу, если бы Япония не была островами, они бы там такие нежные не выжили. Знаете, какие качества больше всего ценились? Умение подбирать шмотки по цвету и писать стихи на красивой бумаге. Если чувак умеет играть на местных гуслях, то ваще отпад, везде ему будет почет и уважуха.

Еще это первая страна, где девочкам радовались, а не считали их бесполезным лишним ртом. Потому что девочка может попасть в наложницы к императору и родить ему наследника (это называется «упрочить положение семьи в обществе»). Поэтому их усиленно воспитывали, чтобы изящной своей каллиграфией возбуждали любопытство потенциальных ухажеров. Иначе как они на бабу-то купятся, когда максимум, что мужик может увидеть — это неясный силуэт за ширмой и парой занавесок, причем, может, и не самой бабы, а ее прислужницы. Ахаха, а вы думали, они там балы устраивали и обжимались на сеновалах? Неет, выбирали жен по почерку. Ну или, как Гэндзи, врывались к ним прямо в комнаты. Отличный вариант для знатных, ведь если чувак достаточно высокого звания, прислуга ссыт им даже слово сказать, а сама баба просто скукоживается и молча терпит. Потому как женщина должна быть кроткой и если в нее пихают нефритовый стержень, значит, надо покориться.

Так меня пришибло этой запредельно утонченной средневековой Японией, что, думаю, надо, как советовали, умные люди, пригнуться и накрыться, чтоб совсем рукава от чувств-с не промокли, но во втором томе внезапно полегчало. Во-первых, Гэндзи стал в силу возраста значительно меньше шляться, а больше — растить немногочисленных детей и обустраивать быт уже имеющихся у него женщин (он всех, кого смог, притащил к себе в дом, ну не великолепен ли?), заодно, это сократило количество персонажей, а значит, и их родственных связей, через которые мне приходилось продираться в начале главы каждый раз как в первый. Во-вторых, меня начали прикалывать их смешные обычаи: и то, что цвет одежды зависит от времени года, и то, как серьезно они отказываются ехать в одном направлении с каким-то там воображаемым божком, и даже то, как они чуть что начинают плакать, даже если луна красиво выглядывает из-за тучки. В-третьих, персонажи, имена которых мне удалось запомнить, стали как будто живыми, со своими радостями, пусть и по дурацким поводам, и горестями, пусть и совершенно нелепыми, на взгляд любого здравомыслящего человека.

Третий том свалился нежданным кирпичом прямо на мою осоловевшую от умиротворенной жизни персонажей голову. Внезапно достали с пыльной полки императора, который еще в первом томе отрекся от престола и стал монахом, и развернули с ним и с его внезапно появившейся толпой дочерей длиннющую сюжетную линию: злые духи, похищения кошек, бабы, осмелившиеся в присутствии мужчин встать во весь рост, наконец, страсти, достойные любой «Рабыни Изауры». Потом бах! — Гэндзи умирает. Потом дзынь! — это только середина тома. Шквал новых имен навыраставших детей и их детей и, как только я начинаю в них более-менее разбираться.