0 Сказ о том, как Гэндзи нас жизни учил

Читающий этот труд должен выбрать хотя бы клочок земли, не рассыпающийся дымкой под его ногами. Всё здесь зыбко: одиннадцать веков эту историю переписывали, дополняли, трактовали по-всякому, теряли и находили главы, расставляли их в шахматном порядке, играли в театре Но отдельные эпизоды... Обывателю совершенно неясно, что символизирует ветвь померанца, привязанная к свитку с посланием, и почему пустая скорлупа цикады навевает печаль. Итак, мы скользим по туману мирского и неземного во мгле веков, и гэта наши не тонут, если нащупать

гранитную плиту буддизма. Сутра лотоса пронизывает произведение насквозь, сшивая светское с духовным. Множество упоминаний того, что женщина может стать Буддой (госпожа Акаси, Укифунэ), удивляют и потрясают воображение, если учесть место и время написания. «Самые просветлённые ученики Будды в отчаянии блуждали по миру, когда иссяк хворост, а что оставалось делать старушке-монахине?» Можно заметить, что женщины «собирают хворост», не отлынивая от своих прямых обязанностей. У них нет ни секунды покоя: надо расшить по канону занавески, каллиграфически отвечать на записки возлюбленных, сыграть на кото что-то подходящее случаю и, конечно же, уметь слагать танка (это японские пятистишия, а не оригами в виде танка, как ты подумал, неуч!). А потому следующий шаг станет возможным лишь при вдыхании

облака эстетизма. Любое эстетическое переживание облекается в поэтическую форму и никак иначе. Лишь краем ухватить мелькнувшую в окне тень, услышать, как бородка женщины трепещет на печальном ветру, нарисовать в своём воображении облик человека по аромату рукавов его верхней одежды – вот настоящее искусство. Танцы птиц, порхание бабочек и ветер в соснах создают определённый созерцательный настрой. Стихи в «Повести о Гэндзи» произносятся с подмостков, соединяя зрителей (читателей) и участников (героев произведения) незримым, но прочным элегическим мостом. Позднее, подобный приём будет использоваться в постановках театра Но, одним из источников вдохновения для которого служит данное произведение до сих пор. Перепрыгивая с шестом из прошлого в настоящее, мрак непонимания поколений развеет

свеча преемственности. Всё является сплавом традиционного и нового: сутры, китайская традиционная поэзия и японские классические пятистишия; группа родов Минамото, известная как Гэндзи, ставшие потом самураями; повествование не только о высшей аристократии, но и о женщинах среднего сословия. Мурасаки провозглашает постоянство в изменчивости формы. Это же можно проследить на примере смены времён года, отождествлённых с человеческими судьбами. Надежды сбываются весной, летом происходят самые яркие и счастливые события для героев, а осенью сама природа рыдает и скорбит, когда кто-то заболевает или даже умирает.

Эстетично поставив свечу на плиту, мы и получаем «Повесть о Гэндзи». Прошлое колокольчиком звенит в настоящем, определяя будущее. Моё деление на три части-сегмента тоже не случайно. В первой мы наблюдаем историю возвышения Гэндзи, его детей и внуков. Основной линией можно считать сходство умершей матери Гэндзи с Фудзицубо и Мурасаки. Все помыслы и чаяния героев устремлены исключительно к постижению всевозможных земных радостей. Во второй же возникает тема отторжения любых проявлений мирского, достигающая максимального накала в последней части с уходом в монастырь Укифунэ. Тема сходства-возвращения разрастается, закольцовывая произведение (Кирицубо - Мурасаки, Оогими - Укифунэ). Гэндзи словно делится своей судьбой на пороге смерти, прикованный колесом сансары, к Каору и Ниоу. Смерти нет, если в прошлом ты вёл себя хоть иногда достойно.