5

Я страной был очарован, поражен и увлечен,
Как цветет и пахнет древняя культура.
Ах, какие суламифи с автоматом за плечом!
Я ходил с открытым ртом, как полудурок

Тимур Шаов(с)

Книги Дины Рубиной – причина того, что я не хочу ехать в Израиль, хотя турфирмы много чего заманчивого предлагают. Боюсь. Боюсь, что при непосредственном контакте исчезнет то очарование страны, которое покоряет меня в ее книгах. Ведь так не бывает, и реальность грубым сапогом пройдет по той кружевной, яркой, искрящейся, остроумной, своеобразной, мудрой стране, которая встает на страницах ее книг, и действительность окажется не такой, как описанная ей сказка о благословенном крае. Вот не хочу, и можете считать меня страусом, зарывающим голову в песок.

Так в свое время произошло с Одессой. Оказалась, что книжная Одесса Бабеля и Олеши, Катаева и Багрицкого отличается от реальной Одессы как картина Левитана «Золотая осень» от осеннего серого леса. Никто не шутит тонко и хлестко, никто не кричит вдогонку «Мадам, вы забыли купить у меня эту потрясающую хреновинку». В киоске у вокзала деловито всучили карту Одессы одна тысяча девятьсот семьдесят третьего года издания со словами – «Гуляйте на здоровье!» Ага, там ни Маразлиевской, ни Французского бульвара, зато есть улица Карла Маркса и есть Карла Либкнехта, и что с ними делать?

Рубина очень вкусно, очень по-доброму пишет о своей стране. Вкуснее, чем про родной Ташкент. И люди вокруг замечательные, горластые, крикливые, живые. Умные, ироничные, наивные, саркастичные, добрые, гостеприимные, люди не лезут за словом в карман, дети раскованны, женщины неподражаемы и любовь бурлит и выплескивается. Ну и что, она так видит и мы вслед за ней

Мне бы не хотелось рисовать здесь лубочные картинки на тему какой-то сверхдушевности израильтян. Ее нет, этой сверхдушевности. Израильтяне, по моим наблюдениям, люди скорее брутального склада. Я говорю лишь о градусе национального темперамента, об артистичности и умении мгновенно включиться в ситуацию. Это касается как случаев, условно говоря, положительного общения, так и случаев общения отрицательного. Справедливости ради добавлю только, что в тех случаях отрицательного общения, которые мне доводилось здесь наблюдать, обе стороны никогда не доходили до критической черты остервенения, за которой следует уже рукоприкладство.

По сути это конечно сборник анекдотов. Уж что-что, а замечать смешное автор умеет. Но эти анекдоты незаметно вплетаются в жизнь. Да, описание службы дочери в израильской армии выглядит как издевка над привычным нам суровым укладом воинской службы, да, их кормят йогуртом и рыба есть «то тунец, то форель, то карп, то копченая, то соленая» и «каждый день пять видов закусок с баклажанами». Но подумайте, это же девочки, обыкновенные девчонки, у которых еще мягкие игрушки на рюкзачках висят, а в руках автомат… За идиллической картиной мира встает жесткая правда страны. И вспоминается совсем не смешная фраза из другого романа автора –

…За эти несколько дней как-то решительно и сразу повзрослела дочь. Вчера, рассматривая разворот газеты с фотографиями жертв — и все, как на подбор, белозубые, бровастые, кадыкастые ребята, — проговорила сухо, почти бесстрастно: «Погибают мои женихи…».

Проблема потери национального самоощущения тоже есть. Видеть как на твоих глазах собственная дочь лихо трактует хрестоматийный (хотя по совести довольно гадостный) рассказ Толстого "Косточка" и ощущать свою беспомощность – она уже вне твоей зоны влияния - каково это? А мы смеемся, потому что действительно смешно. Так и перемежается плач и смех…