4.5

Но если мы только заспиртованные мозги, способны ли мы осознавать, что мы заспиртованные мозги, или наш удел — думать, будто мы являем собой нечто инакое?

До чего же разная у всех память, и ещё более различны о ней мнения… вот доктор героя заявляет, что маленький ребёнок, понимая, что видит собаку, не в состоянии построить логическую цепочку «это собака, потому что собаку я уже видел — в прошлом году в саду у бабушки». Но мои самые ранние воспоминания как раз-таки связаны с конкретными образами, людьми и предметами: лимон и мама, лежащая на кровати ниже моего «насеста», причём именно со стороны я себя видел, отчётливо помню, что высота, на которой я лежал, ощущалась снизу — и там было много белого, и была это больница, и было мне полтора года. Ещё оттуда же помню, как мама уходит, и мне становится так одиноко, что начинаю вопить — и она возвращается. Мама, правда, немного иначе помнит этот (или другой, похожий?) момент, говорит, что она шла по коридору, и я завопил вдруг, и она пришла. Но я-то помню, как всё было на самом деле. И ещё двухлетние воспоминания есть, о бежево-розоватой коляске, которая стоит рядом с диваном, и т. д., и т. п. Это не что-то интересное, просто запечатлелось. А вы говорите, ребёнок, а вы рассуждаете о памяти. Странные какие-то примеры у этого доктора, не доверял бы я ему, будь у меня такой. Может, он просто с малым количеством детей дело имел. Из моих детсадовских воспоминаний можно составить толстовский четырёхтомник, вплоть до реплик. Ну да бог с ним, с этим дохтуром.

«Везёт же треугольникам, блуждают себе в тумане и всё понимают: вот он шестиугольник, вот он параллелепипед».

Вот герой как-то поминает Мартина Идена, и почему-то (как же так, такой последовательный рефлекторный педант, любитель находить аллюзии, параллели и ассоциации, особливо сравнинвая поступки книжных героев со своими!) не поминает его в самом конце книги, хотя развязка (и даже её начало и течение на то указывают), чуть ли не идентичная. Познавая истину в последней инстанции перестаёшь знать что-либо, «погружаешься во тьму». Герой…

Кстати, почему «герой»? Ямбо же он, а вовсе не Джамбатиста Бодони, его однофамилец. А я-то наивный, клюнул на имя! Неужто и за типографа Эко взялся… ну нет так нет, в конце концов, бодони — самая поганая гарнитура для чтения из всех, которые когда-либо мне приходилось читать в бумажных изданиях. Было у меня жуткое издание даррелловского «Зоопарка в его багаже» лет этак 90-ых… все глаза сломал, бррр. Ну, не очень-то и хотели, иди, Джамбатиста, лесом.

Но и этот Бодони оказался не лучшим Бодони! Он постоянно в своих изысканиях пытается найти единственно верное решение. Ну так же не бывает, взрослый вы человек! Должны понимать, что не бывает. А вот ни фига этот взрослый книгочей не понимает, и всё ищет. Главного идола детства ищет. Кто он, спрашивает, Холмс или капитан Какой-то там. Простите, но оба этих джентлемена, обладая различными достоинствами, могут нравиться за разные вещи. Их возможно только поставить на одну полку, но не определять первенство. Сейчас ближе один, через час другой, потом кто-то ещё, за многими хочется следовать, и многие вдохновляют, и вообще все, про кого мы читаем и с кем сталкиваемся, — но вот абсолютно ВСЕ — влияют на нашу жизнь и на мировоззрение, так что тоже не надо тут. А этот олух… пытается определить любовь всей его жизни.
Господи.
Что он может сказать в своё оправдание?
«Они уехали, — говорит он, — я повёл себя хорошо и лёг спать с курами».
Нда…
Амалии, кстати, надобно отдать должное: вот кто истинно понимает суть жизни в этой книге, всё-то при ней, даже и «курёнок собственный, рощеный, не из магазина…». И дед его, похоже, тоже не лыком шит, раз отозвался о «походе на Рим» как об «ораве курокрадов, безоружных».
Это вообще крайне полезная книга: не может быть неполезной та книга, в которой упоминаются Чип и курица! Я не шучу, упоминаются. Не верите — проверьте сами.
Ну и раз уж я тут начал про кур, хочу сказать, что моя телефонная читалка удивила и порадовала меня заменой буквы (лучше бы я не смотрел второй раз и не узнал бы, что это опечатка): герой там глаголит про «странную, неповторимую морскую птицу с длинными, топкими ногами». Топкие ноги, да у морской птицы, — это, знаете ли, фатализм какой-то, но красивый фатализм. А вот у Эко фатализма нет: оказалось, в сноске, что птица эта Эдгара Аллана, и ноги у неё никакие не топкие, а просто тонкие. Будет теперь, о чём мечтать. Какой поэтичный образ сложился в моей голове...

Потрясает и его несуразность в поисках: пытаясь разобрать своим школьные тетради, он ставит Шопена, только потому что выяснил, что Шопен ему тогда нравился. Но помилуйте, не писал же он сочинения под Шопена, чтобы их под Шопена читать! Шопена надо слушать. И желательно, отключившись от всего внешнего.

Что в книге порадовало — так это условно серьёзное исследование итальянской журналистики времён второй мировой. Рассуждать длинно, и лучше, конечно, читать, но —

Короче говоря, неправды газета не сообщала.

Ещё — толкования заповедей Граньолой. Они, конечно, сильно подвержены его политическим убеждениям, но и доля правды в них велика. Граньола вообще граньлиозен:

— Если бог зол, попробуем быть добрыми хотя бы мы, прощать друг друга, не сотворять зла, заботиться о больных и не мстить за обиды. Поможем друг другу, учитывая, что бог нам не помогает. Это ведь грандиозная идея? Насчет Иисуса? Правда же? До чего, поди, обозлился бог. Это его главный враг был — Иисус. Куда там дьяволу. Иисус главный друг таких бедолаг, как мы.
— Уж не еретик ли ты вроде тех, кого жгли…
— Я единственный, кто сумел угадать истину.

А ещё мне понравилась сноска-объяснение аллюзии на Данте, которая в оригинале аллюзия на какое-то нечто итальянского происхождения книжное, но неизвестное русскому да и вообще зарубежному читателю. Переводчик молодец, сам себя объяснил. Я серьёзно, про понравилось. Да, я бы и аллюзию на Данте не распознал (хотя растолковке, откуда «жизнь есть сон» подивился, для меня это относится к очевидностям) — но хорошо сработано же!

Кстати, главная интрига в конце книги таки раскрывается: спойлерить не буду, но те, кто осилят, узнают, чего же "Пиппо знать не знал". И последняя фраза романа тоже очень и очень вкатила, коронная просто-таки.

Ну и ещё про воспоминания. Вот когда в третьей непонятно-чём части герою видится лестница, по которой проходит парад всех его знакомых, реальных и кино-комиксных героев — здесь уже меня память подводит. Видел я некогда старый советский фильм, где была лестница из ста (или 10?..) красных ступенек, по которым надо было пройти, на каждой рассказав шутку или анекдот, герой идёт мимо, его привлекают на сей аттракцион, но с третьей ступеньки он сваливается. Название не помню. А вы — не смотрели? А вдруг это любимый фильм моего детства!!!!!!