5

Диктатура глупости во всём её великолепии

"Жить тебе в эпоху Перемен"
Древнее китайское проклятие

Автобиографичный роман Юн Чжан строится на пересказываемых периодах жизни четырех поколений семьи по материнской линии и раскрывает стороны жизни, незримые для глаз не только иностранцев, но и будущих поколений жителей Поднебесной.
Юн Чжан для меня по открытости стала кем-то вроде китайского Нагибина. Спокойно и без надрыва в строках рассказывала она о разрушении своей собственной семьи, общества, позволяя на своем личном примере и примере своих близких и знакомых увидеть, как строилась "Фабрика мира".
Бесчеловечное отношение к простому народу до прихода к власти коммунистов обернулось кровопролитной революцией.
Коммунизм made in China основывался на беспрекословном выполнении любых приказов, какими бы глупыми и далекими от реальности они ни были. Правление Мао особенно четко и пронзительно выписано во всей этой мрачной истории становления Китайской республики. Оно и понятно, ведь именно тогда скорее надламывалась, чем формировалась личность писательницы. Наиболее болезненным стал период с 1965 по 1969 годы. Внутренняя политика, на которой были сосредоточены все помыслы о желаемом величии Великого Кормчего, совершала просто невероятные кульбиты от борьбы с Гоминьданом - к борьбе с сопартийцами, от Большого скачка к Культурной революции - и то, и то де-факто было чисткой разных слоев населения.
Продразвёрстка, партсобрания, съезды, чистка рядов, контрреволюционеры, оттепель, догнать и перегнать Гондурас, культ личности вождя, сдай соседа, чтобы не сдали тебя, страх за себя, семью. На столе один рис, повсеместные литейные заводы (или их подобия, да? а то и вовсе тигли в столовых вместо уроков, вместо работы в полях), шахты, рудники, сравниваемые писательницей с концлагерями, в которых с малых лет трудились будущие "товарищи".
На фоне всеобщего голода и фальши, льющейся отовсюду, уже не кажутся странными мысли и воззрения отца автора книги - одного из преданнейших делу коммунизма и партии людей.

"Я с удочкой сижу не ради рыбы"

На фоне всеобщего голода и фальши издевкой над людьми были попытки самокритики:

«В начале 1961 года, видя гибель десятков миллионов людей, Мао решил отказаться наконец от своей экономической политики. Он неохотно позволил прагматичному председателю КНР Лю Шаоци и генеральному секретарю партии Дэн Сяопину по — настоящему взяться за управление страной. Мао пришлось выступить с самокритикой, но она была полна снисходительности к себе и всегда звучала так, будто он обречен нести крест за бездарных чиновников всего Китая. Затем он великодушно призывал партию «извлечь уроки» из ужасающего опыта, но о содержании этих уроков рядовые чиновники судить не могли: Мао указывал, что они оторвались от дум и чаяний простых людей и принимали неверные решения. Бесконечные выступления с самокритикой, начиная с Мао, маскировали реальную ответственность, к которой никого так и не привлекли.»

При этом, коммунизм казалось бы необходимый для создания среды без классов и привилегий одних и отсутствия их у других "более равных" обеспечивает ещё более колоссальное неравенство:

«Я родилась в элитарной коммунистической семье и знала, сколь иерархичным и классово структурированным был Китай при Мао. Никто не мог выйти за жесткие рамки той или иной сословной категории: в анкете рядом с датой рождения и полом неизменно стояла графа «социальное происхождение». Этим определялись карьера, отношения с людьми, вся жизнь. Представители привилегированных слоев часто держались надменно, а рожденные в «дурных» семьях были обречены на жалкое существование. В результате все мы зациклились на том, кто из какой семьи родом и нередко задавали этот вопрос при первом же знакомстве.»

В будущем это выльется в карательную систему, созданную для удовлетворения личной мести и собственных потребностей товарищей, вырвавшихся к верхушкам власти. О дисциплине, которую обнаруживали у себя члены партии (за исключением тех, у кого это было чертой характера) впоследствии можно было забыть.
Один человек, очень жадный до власти и славы не пренебрегал своими возможностями и сидя, как небожитель на горе Лушань искал только одной возможности - прочно угнездиться в даже в костном мозге своих сограждан и стать Императором Китая.
В итоге пестовались у членов общества самые тяжелые пороки: самодурство, жестокость, агрессивность, вандализм, мелочность, мстительность, воровство, грубость, черствость, отсутствие сострадания, нежелание учиться.
В результате своей бурной деятельностью Мао оставил после себя просто кратеры глупости и невежества,

"Засыпьте пропасть невежества, и вы уничтожите притон преступлений"!

из которых на одну из древнейших цивилизаций мира обрушилось столько злоключений. Фактически вверг страну в гражданскую войну, развязав руки маргиналам и вложив в них оружие. По словам самого автора жестокость, презрение, зависть, унижения и преступления стали нормой жизни.
Рефреном повести проходит одна из мудростей, описанная еще в "Троецарствии":

Судьба Поднебесной такова: когда она долго разъединена, то объединяется, а когда объединена — разъединяется.

Эту же судьбу повторяет и каждый китаец на своем жизненном пути - то теряя, то находя своих близких. Много эмоций вызвало описание сцены одного из прощаний с мамой (после долгой разлуки и непродолжительной встречи):

"Солнце поднималось все выше. Грузовика не было. Когда крупные клубы дыма, валившие из кухонной трубы, окончательно растаяли в воздухе, маме стало ужасно жалко, что она так и не угостила меня новогодним завтраком. И она решила сходить за ним.
Пока ее не было, пришел грузовик. Я посмотрела в сторону лагеря и увидела, как она в голубом платке бежит среди волн бледно — золотой травы. В правой руке она держала большую яркую эмалированную миску. Она бежала осторожно, чтобы, как я догадалась, не расплескать суп с клецками. Она была еще далеко, я видела, что ей не добежать меньше чем за двадцать минут. Мне показалось неудобным просить водителя ждать меня все это время: он и так уже сделал мне большое одолжение. Я вскарабкалась в кузов. А мама все бежала ко мне. Но миски в руках уже не было.
Годы спустя она рассказала, что уронила миску, когда я забиралась в грузовик. Но продолжала бежать туда, где мы сидели, просто чтобы удостовериться, что я уехала, хотя кого еще мог подобрать грузовик? В этой желтой безбрежности не было ни одной живой души. Несколько дней она бродила по лагерю словно в забытьи, не находя себе места."

Для многих семей итогом кровавой гонки за лидерством стали болезни, голод, потеря родных, самоубийства, расстрелы, пытки, физические и душевные истязания.
Человек человеку - и враг, и друг, и палач, и даритель, и грозный правитель и мудрый отец. Homo homini lupus est.
Китай в ХХ веке не минула серия ужасающих масштабов войн, революций, гонений. Деструктивная сила человеческой природы не раз уже оборачивалась против целых народов, выворачивая наизнанку всё светлое, что есть в человеке. Печально, что и этот урок, как и всякий другой наверняка будет забыт.
Резюмируя свою рецензию приведу строки стихотворений Глазкова Николая Ивановича, советского поэта ХХ века:

"Мы восхваляли и прилежно хаяли.
Сумбурное теченье наших лет.
Эпоха... Превосходная, плохая ли,
— Но у меня другой эпохи нет!"

...

"Я на мир взираю из-под столика.
Век двадцатый — век необычайный.
Чем столетье интересней для историка,
Тем для современника печальней…"

Ну и напоследок Высоцкого:

"Вот придумал им забаву
Ихний вождь товарищ Мао:
Не ходите, дети, в школу -
Приходите бить крамолу!
И не то чтоб эти детки
Были вовсе малолетки,-
Изрубили эти детки
Очень многих на котлетки!
И ведь главное, знаю отлично я,
Как они произносятся.
Но что-то весьма неприличное
На язык ко мне просится:
Хун-вей-бины…"