5 О трансформациях.

Великая доброта пронизывает его книги - он не делал ее своей литературной платформой или программой, она была естественной окраской его таланта.
Набоков "Лекции по русской литературе".

Короткие юмористические рассказы Чехова можно читать во всякое время. В детстве, ухохатываясь над помещиком из "Дочери Альбиона", который рыбачит с английской гувернанткой своих детей и не умеет объяснить, для чего ей нужно уйти или отвернуться - крючок его снасти зацепился за корягу и надобно влезть в воду, чтобы отцепить, а прежде раздеться донага. Подростком с "Жалобной книгой" "Подъезжая к сией станцыи и глядя на природу в окно, у меня слетела шляпа". И совершенно невообразимая вещь - первое место в моей личной табели о рангах на все времена "Письмо к ученому соседу": "Если бы мы происходили от обезьян, то нас теперь водили бы по городам Цыганы на показ и мы платили бы деньги за показ друг друга". А есть ведь еще "Драма", помните? Дама-литератор пришла к писателю и мучает его чтением своей восьмиактной пьесы: "Присяжные оправдали его"

Для всего свое время и место, позже придет и для грустных чеховских рассказов, и для его повестей, и для пьес. Не полюблю их на театре, по мне лучше читать чеховскую драматургию. Не знаю, почему, такая аберрация. А повести его невыносимы. Наверно что-то личное, в чем если и интересно покопаться, то на досуге и в одиночестве. Хороши, не понимать этого невозможно, но такой запредельной тоской наполняют, таким окончательным неотменимым отчаянием, что никаких человеческих сил жить, прочтя. Да здесь и не о них. Тут даже не о рассказах Чехова, как обозначила в заглавии. О трансформации отношения к нему на протяжении жизни.

Вот совсем детство, "Каштанка", мамино: "А написал для тебя эту книжку Антон Палыч Чехов, он был врач, лечил детей. И надолго Чехов - добрый доктор Айболит в пенсне. Школа почти не меняет этого святочного образа, только добавляя подробностей: Таганрог, невыносимость провинциальной жизни, необходимость бороться с бедностью,

"Краткость - сестра таланта",

"В человеке все должно быть прекрасно",

"Я всю жизнь по капле выдавливал из себя раба".

Тот же доктор в пенсне, но судьба его, оказывается, не была такой уж безоблачной. И вот это "выдавливать из себя раба" - оно ведь о многом способно сказать тому, кто понимает; кто не числит себя среди безусловных лидеров, но и упиваться уничижением по достоевскому типу не хочет. Держаться с достоинством, не терять лица. Значит, он знал, что это такое. И добрый доктор превращается в хрупкого интеллигента, которого походя может задеть хам.

Выходит слабость? Да нет же, он не может быть слабым по определению. И Чехов надолго застывает в этой непонятной временной субстанции: не прежний супергерой и друг всех детей на свете, но и не слабак. А потом статья где-то на сетевом ресурсе о многочисленных поклонницах Антона Павловича, которых его циничные (и, как водится, безнадежно влюбленные в предмет исследования) чеховедши прозвали "антоновками". Он ведь бы красавец, Чехов. И высок ростом. и обаятелен. Что ж странного, что был окружен женским обожанием? Стереотипы ломаются со скрежетом: "Вона вы каким были, - тянешь в замешательстве, не умея определиться с отношением, - Сердцеед и герой-любовник!"

И в этом кренящемся. распадающемся на куски, утратившем целостность мире, одним из столпов которого был Чехов с его безусловной добротой (ты это чувствовала, не пытаясь облечь в слова), он вдруг предстает холодным циником, неужто "Ионыч" с его пахнущими "духами и уксусом, и ладаном, и ворванью" бумажками? Какое счастье, что есть набоковские "Лекции по русской литературе", которые вернули мне доброго доктора моего детства. С поправкой на ветер, до ураганного, который вместили прожитые с первого знакомства сорок лет, крушение империи, многие кризисы, локальные и глобальные.

Он строил школы для бедных. Четыре(!) школы. Добывал средства, сам вникал во все подробности и контролировал ход работ: подрядчики. планы, стройматериалы, до изразцов и печных заслонок - каторжный труд. И вел в своем имении прием больных крестьян из соседних сел. По тысяче человек в год случалось принимать по свидетельству его сестры, работавшей фельдшерицей при докторе. Не беря платы, да еще наделяя лекарствами. А в Ялте фактически взял на себя заботы целого врачебного ведомства, бедные чахоточные больные ехали туда, случалось, без копейки денег, зная, что в Ялте Чехов, он позаботится, поможет, устроит.

Да это подвижничество, господа. Не откажу себе в радости закончить еще одной цитатой из Набокова:

"Одно то, что такие люди жили и, возможно, живут и сейчас где-то в сегодняшней безжалостной и подлой России - это обещание лучшего будущего для всего мира, ибо из всех законов Природы, возможно, самый замечательный - выживание слабейших".