4.5

В бессилии бессмысленной доброты тайна ее бессмертия

По мере взросления простое словосочетание "быть человеком" переходит из разряда данности в разряд подвига. Быть человеком - значит забывать себя, свою выгоду, свои желания; значит жертвовать своим временем, досугом, а иногда и здоровьем, жизнью даже; значит сострадать, делиться, верить. Все это - великий труд, труд каждодневный, преодоление, борьба. И вот что главное - этот труд скорее всего не будет оценен, или даже замечен; герои этой обыденной войны не получат орденов и регалий, а просто сгинут в беге времен, потонут в человеческом море равнодушия и презрения. Но несмотря ни на что земля родит Людей среди полчищ чудовищ алчущих и жрущих, ленивых и истекающих ядом, гребущих под себя и идущих по головам. И как хорошо и легко читать о Великанах в стране лилипутов. Неуместных и неудобных, но единственно важных.

Книга Гроссмана - это канонический пример эпического романа. Его истоки теряются где-то в веках, а строчки финала робко заглядывают за занавес, скрывающий грядущее. Ниточки узора уходят длинными прямыми в никуда - соединяясь, переплетаясь в безумном танце жизни. Здесь ужас лагерей как эхо воплей палимых кострами инквизиции, мерный шаг бездушных машин - словно привет из холодного завтра с его словами, цветами и звуками, составленными из единиц и нулей.

Но весь этот страшный и удивительный часовой механизм не работает без нас - он мертв, скучен, предсказуем. Кому нужны часы в брошенном доме? Кто исчислит секунды, изрезав минуты и дни на одинаковые ломтики? Кто еще настолько глуп, самонадеян и дерзок, чтобы тысячелетиями играть в порядком надоевшую игру?

Как ребенок, исчерпавший фантазию в забавах с тряпичной куклой - не довольствуясь притворными чаепитиями, балами и разговорами - отрывает руки, ноги, голову - находя в разрушении новое лекарство от скуки. Так и взрослые, заскучав в череде бесконечных повторений - находят неизведанную радость в изобретении новых способов мучений, уничтожения и унижения себе подобных.

Так появляется Гитлер - и за его спиной груды обезображенных, изможденных трупов с вырванными зубами; бетонные камеры с подвижными полами, поглощающие осевшие тела со струйками крови, стекающими по лицу - с бездвижными, пустыми глазами, в которых застыли воспоминания о небе, птицах, море.

Так появляется Сталин - и с ним толпы нашпигованных свинцом "врагов народа", сгинувших на Лубянке; горы трупов, заиндевевших в вечной мерзлоте, с глазами, покрытыми коркой льда; и тысячи тысяч мертвецов в арестантских бушлатах - голодных, истерзанных, иссушенных и изможденных, виновных только в факте своего рождения.

Как не сойти с ума в мире, захлебнувшемся кровью? Как ходить по земле, утрамбованной тонким слоем над братской могилой? Как дышать в стенах, где кто-то задыхался от безысходности? Как смеяться там, где кто-то корчился в гримасе боли и страдания? Трудно, тяжко, почти невозможно. Вопреки.

И снова чья-то рука трогает метроном...Время пошло, игра продолжается.