4

Это именно та Италия, о которой я мечтала, когда с нескрываемым удовольствием писала заявление о своем увольнении с осточертевшей работы. Далее я могла бы рассказать здесь, как послала все к такой-то матери и отправилась путешествовать по миру, открылась новым реальностям и людям, начала познавать истинную природу вещей, но честнее будет сказать, что после этого я едва не пошла по миру.

Подписывая эту бумагу, я бросала не работу, а возможность полететь в центр региона Апулия - город-порт Бари. Один итальянец мне потом рассказал, что ничего особенного в этом городке нет, только красивое море. Но я учитывала, что сообщает мне об этом римлянин, а они, как известно, по-своему высокомерны и ничего не смыслят в провинциальных нравах.

Он не понимал, что я хочу идти по узкой мощеной улице, отбивая внезапно прилетевший от дворовых мальчишек мяч, и чтобы у стен одного из домов на скамье “закрыв глаза от солнца, восседал Доминико, патриарх семейства Бартоли”; чтобы кофе в крохотном баре мне варил “Феличе - муж Марчеллы и хозяин заведения”; чтобы ломтики панчетты нарезал Лауро в лавке без вывески, а в моем доме стоял низкий круглый стол, ломящийся от свежих фиг, овощей, сыров, хлеба, оливок, винограда, рядом стоял кувшин с vino della casa - домашнего вина.

Я собиралась в Апулию, но американский актер Майкл Такер так описал свою семейную жизнь в итальянской Умбрии, что выбора у желающих посетить Италию просто не осталось. Это история о влюбленности переродившейся в любовь. Перуджа, Терни, Сполето, каменный Рустико с печью для пиццы, которой стукнуло уже четыреста, покрытые снегом вершины гор, луга, поросшие цветами, влюбленные в свое дело и флиртующие с покупательницами потомственные мясники и продавцы самых свежих в округе овощей, веселые неполиткорректные итальянцы и обезумевшие от счастья гости:

На обратной дороге мы снова остановились проведать овец и заметили, что рядом с отарой припарковано несколько машин. Из одной машины доносилась громкая музыка — народная, вроде кельтской, с барабанами, дудками, визжащими скрипками. Эта музыка была совсем не похожа на pizzica-pizzica, под которую мы отплясывали несколько лет назад в Апулии. Три супружеские пары, лет за шестьдесят, встав в линию, танцевали, гикая и размахивая воздетыми руками. Не успел я и глазом моргнуть, как Джил, которая пускается в пляс при малейшей возможности, тут же присоединилась к танцующим.
По ее руководством веселая компания стала чаще попадать в ритм и больше не напоминала пьяную толпу. Джил положила руки на плечи стоявшей перед ней женщины. Мужчина за ней, улыбаясь как идиот, обхватил ее за пояс. Встав «паровозиком», веселящиеся медленно продвигались по полю, приплясывая среди цветов и куч дымящегося овечьего навоза. Вскоре мы все уже плясали и улюлюкали как идиоты — все, за исключением Каролины, которая доверяет животным куда больше, чем людям. Старикан позади Джил оторвал от нее одну руку, помахал горам и проорал мне: «C'era Limoncello! C'era Limoncello!» Он объяснял свое поведение действием сладкого, неуловимо опасного ликера лимончелло, который принято пить после трапезы. Видимо, он тоже хорошо пообедал.

Обед для итальянца - священнодействие. Если не удалось во время его начать или провести, как планировал - день может считаться неудачным.

Нам настоятельно порекомендовали попробовать сыр рикотта — он оказался таким свежим, что был еще теплым. Сверху его слегка полили медом. Нам принесли тарелку этого сыра для затравки. Мы начали с него и чуть не перебили аппетит. Сыр хранит в себе свежесть и аромат молока, что подчеркивается сладким вкусом эвкалиптового меда. Мы намазывали этот сыр на свежий, только что испеченный пресный умбрийский хлеб, сверху ложечкой накладывали мед и отправляли все это в рот, запивая ледяным просекко. Неплохое начало обеда.

Начало. Только начало. Впереди еще паста strongozzi, нарезанное тонкими, прозрачными ломтиками прошутто по старинному рецепту, гусиное карпаччо, тортеллини с телятиной, сыром и травами, прожаренный на медленном огне молочный поросенок, теленок vitellini и никаких мишленовских звезд. Все, можно сказать, своё.

Признаться, после введения санкций тяжело читать о сыре “таком нежном, словно его приготовили из молока овец, которых выгоняли пастись на высокогорные луга и которые ели лишь полевые цветы, распускающиеся ранней весной”. Но итальянским духом любви к удовольствиям и наслаждениям проникаешься сразу и надеюсь, навсегда. А вот умению ценить их нужно еще научиться - сцену опоздания четы Такер в аэропорт мне бы очень хотелось увидеть самой:

Суровая на вид дама из службы безопасности была идеальной парой военному с автоматом.
— У вас в сумке крупный металлический объект.
До меня дошло, что ее внимание привлекла пятилитровая канистра оливкового масла высшего качества однократного прессования, аккуратно уложенная мной между трусов, маек и носков.
— А, так это оливковое масло.
— Scusi? — спросил солдат.
— Olio, — перевел я.
— Da dove? — Солдат неожиданно заинтересовался. Ему захотелось узнать, откуда оно.
— Trevi. Da un frantoio locale.Однократного прессования.
Последняя фраза в переводе не нуждалась. Она вошла в итальянский обиход не менее прочно, чем словосочетание «аль денте» в американский. Я, как мог, объяснил на ломаном итальянском, что этот frantoio, то бишь пресс, до сих пор используется для приготовления оливкового масла, что называется «вхолодную».
— Такое масло сейчас сложно достать, — покачал головой военный. — Надо быть очень внимательным и ни в коем случае не брать где попало. А то могут обмануть и продать испанское масло. — Последние два слова он произнес с такой интонацией, словно говорил о раковой опухоли.
Он начал откручивать крышку, чтобы попробовать масло (естественно, исключительно из соображений безопасности). И тут Джил, не выдержав, крикнула:
— Да пойдем же, наконец, брось ты эту канистру!
У меня, дамы из службы безопасности, солдата и представительницы авиакомпании одновременно отвисли челюсти.
— Бросить канистру? Вы хотите бросить оливковое масло? — будто бы не веря своим ушам, спросила дама из службы безопасности. Мгновение назад она сунула палец в канистру, и теперь он блестел от масла.
Солдат с автоматом, который тоже решил снять пробу, облизал свой палец и с презрением посмотрел на Джил. «Уж лучше тебя бросить, чем такое масло», — явственно читалось в его взгляде. Положение (а быть может, и жизнь Джил) спасла представительница авиакомпании, быстро объяснив на итальянском, в сколь отчаянном положении мы находимся.Сотрудники службы безопасности покивали и осторожно, словно священную реликвию, поставили канистру с маслом обратно в чемодан

.

Вообще-то, эта книга не столько о еде, сколько об искусстве быть счастливым. В любом месте и в любое время. Но в Италию все-таки хорошо бы съездить. Там еще Колизей.