Больше рецензий

3 июня 2017 г. 19:06

728

4

Современный аргентинский писатель Альберто Мангель уже успел полюбиться российским читателям благодаря книге «История чтения» и вышедшему недавно исследованию под названием «Curiositas. Любопытство». Куда менее известной остается его книга, посвященная бессмертному Гомеру. Мангель не просто предпринимает очередную попытку написать биографию создателя эпических произведений «Илиады» и «Одиссеи», но прослеживает путь Гомера как идеи, как живого мифа, оказывающего свое влияние на пост-античный мир. В этой книге мы можем найти и россыпь древних свидетельств о «великом слепом» (так, например, Эратосфен из Кирены считал, что Гомер мог быть современником героев Ахилла и Гектора), и самые невероятные гипотезы поздних авторов (о том, что «Одиссея» написана женщиной). Мангель рассказывает о том значении, которое гомеровский эпос имел для создания «Энеиды» Вергилия; заостряет внимание на внутреннем конфликте (между Олимпом и Голгофой, язычеством и христианством), переживаемом средневековыми мыслителями, Святым Иеронимом и Блаженным Августином, сознательно выбравшими путь служения Христу, но не готовые отказаться от мудрости Гомера и других античных авторов. Из книги Мангеля мы узнаем о том, как византийская традиция осмысляла наследие богоравного аэда и древнегреческих мыслителей, как формировался идеал образованного человека и к чему привело разделение империи на греческий восток и латинский запад. Мангель, кроме того, касается и такой не слишком популярной темы, как «Гомер и ислам», подчеркивая, что в культурных центрах Арабского мира шел непрерывный диалог с философами Греции, чьи тексты не только активно переводились и комментировались, но и в некотором смысле «присваивались», входили в исламский контекст.

Рассказывает Мангель и о преклонении Данте перед великим Гомером: «Гомер оказал на Данте и его современников влияние сродни тому, какое оказывали боги на древних». Однако мы справедливо можем задаться вопросом, почему же Данте поместил питомца Муз (вместе с другими языческими поэтами) в преддверие Ада, в Лимб? Как объясняет Мангель, там «обитают души некрещенных младенцев и тех, кто, как Авиценна или Аверроэс, отказались от принятия христианской веры, хотя и вели благочестивую жизнь. Лимб – посмертное прибежище добродетельных язычников, в частности – Гомера…» Да, в христианском посмертии рай открыт лишь для самих христиан; язычники, однако не дошли до того, чтобы наполнить Аид стенающими душами тех, кто перешел в новую веру. Хотя если бы Аид был создан императором Юлианом, не сложно догадаться, за кем были бы зарезервированы все его мрачные области.

Мангель вкратце рассказывает о судьбе гомеровского эпоса в эпоху раннего и позднего Возрождения и о том, что последовало за расколом Запада в XVII веке, когда в университетах одних стран изучали Гомера, а в других – Данте и Вергилия. Интересен давний спор «античников» и «модернистов», о котором мы также читаем у Мангеля (и в ходе этого определяем свое место в этой полемике). Хотелось бы остановиться на одном моменте: как известно, число 10 играет большую роль в обеих поэмах Гомера, ибо события, описанные в «Илиаде», происходят через 10 лет после начала осады Трои, а события в «Одиссее» — через 10 лет после ее падения. Один фрагмент в книге Мангеля заставил меня обратить внимание на другое число, а именно на 11: «Расин указывает, что развитие событий в «Илиаде» занимает ровно сорок семь точно рассчитанных по часам дней: пять дней битвы, девять дней мора, одиннадцать – пока Посейдон гостил у эфиопов, одиннадцать – на похороны Гектора, и одиннадцать – на похороны Патрокла». Сорок семь также преобразуется в число 11 (47=4+7=11). Возможно, существуют какие-то исследования, посвященные числовому символизму в произведениях Гомера, но мне таковые пока не попадались. Не исключено, что число 11 имеет там весьма зловещий смысл.

В своей книге Альберто Мангель показывает «жизнь Гомера в веках». В каждую эпоху под влияние загадочного аэда, избранника Муз, попадали поэты, художники и философы. Мы находим его у Китса и Блейка, у Шелли и Хуана де ла Крус, у Байрона и Леконта ле Лиля, у Гете и Ницше, у Джойса и Казандзакиса, у Питера Акройда и Алессандро Барикко, у Константина Кавафиса и Тимоти Финдли, etc. Гомер – это исток, давший жизнь мировой культуре. Он стал путеводной звездой для Генриха Шлимана, посвятившего свою жизнь поискам легендарной Трои. Он стал тяжелым испытанием для англичанина Сэмюэля Батлера, осмелившегося выдвинуть гипотезу о том, что автором «Одиссеи» была женщина (см. главу «Мадам Гомер»), что вызвало ожидаемое недоумение у историков, лишь крутивших пальцем у виска. «Каждая эпоха воссоздает античные тексты в присущей ей манере выражения», — заключает Мангель. Какая судьба ожидает наследие Гомера в нашу эпоху? Сможем ли мы разгадать тайнопись «великого слепого», оживим ли в своей крови память о богах и героях, примемся ли сочинять новую мифобиографию, отправляясь к истоку, началу, бездне Океана, от которого, как говорится в «Илиаде», «все происходит»?

Альберто Мангель рассказывает, что однажды, когда молодой Алкивиад попросил у школьного учителя книгу Гомера и услышал, что ее нет в библиотеке, он пришел в ярость и «свалил учителя с ног ударом кулака». Что будет, если Алкивиад однажды посетит и вас, дорогие читатели?