4.5

Пахучий текст. Такой выдержанный, густой, запашистый, многослойный, раскрывающийся постепенно, как сложно составленные духи. Начиная звучать легким ароматом свежескошенной травы и запахом увлажненной обильным дождем почвы, он постепенно наполняет воздух тяжеловесным, стойким мускусным духом с примесью пота, дух этот растет и усиливается с каждой главой, раскрываясь душистыми экскретами, оставляющими невесомый шлейф ветра, пущенного из заднего прохода Иисуса Христа — одного из героев сего романа, напрочь лишенного каких бы то ни было добродетелей, несмотря на прозвище. Впрочем, добродетелью здесь наделены единицы, причем и их добропорядочность условна, потому как сложно оставаться чистеньким, когда кругом только грязь. Но куда без нее?! Ведь это история о тяжелой крестьянской доле — о заботах, невзгодах и злоключениях простого французского люда. Они пашут, сеют, жнут, молотят, продают и начинают сначала до бесконечности, до последнего мига, до той заветной минуты пока замертво не упадут в самый разгар работы. И сеют они не только рожь, овес, да пшеницу — в момент рождения они небрежно бросают в свое чадо семена ненависти, жадности и зависти, как истинные земледельцы унавоживая почву собственным примером, делая ее все более и более благодатной. Так повторяется из века век, изо дня в день, из поколения в поколение без возможности что-либо сделать иначе. Родители презирают детей, дети ждут не дождутся смерти родителей (порою помогая им оставить сей бренный мир), братья и сестры готовы друг другу глотки перегрызть из-за лишней пяди земли.

Золя себе не изменяет: всё до предела натуралистично и плохо, даже если сейчас хорошо, то через пару страниц непременно станет скверно. А когда ты подумаешь, что хуже быть не может — Золя не перестанет удивлять. Потрясающий роман! Он потрясает обилием вызываемых эмоций, точнее только одной эмоции — бесконечного, безграничного, всеобъемлющего возмущения. Как человеку, ратующему за справедливость (которой, ясное дело, у Золя не найти), в определенную минуту мне дико хотелось рвать в клочья каждого. Но тем не менее читать роман было удовольствием, пусть и сродни мазохистскому.

Здесь нет двух-трех главных героев. Это обширное повествование, охватывающее пару десятков персонажей, о которых рассказывается более-менее подробно, и еще столько же, введенных в сюжет для антуража. Хотя, если говорить о Ругон-Маккарах, то это история Жана — брата прачки Жервезы из “Западни” и дяди той самой Анны (более известной под прозвищем Нана). История Жана немногим лучше истории его сестры. Ведь счастье у Золя категория недостижимая. Если его герои и бывают счастливы, то лишь короткими мгновениями. Но ведь Золя читаешь не в поисках безмятежной истории, от его романов жаждешь получить таких вот сильных эмоций, безупречно выдержанного стиля и хорошего языка. Ведь это шикарно написано!Так невероятно красочно показана гнилая человеческая натура. Золя отыскал слова для каждого подлого поступка, для каждого похотливого намека, для каждого явного или скрытого преступления. До безобразия натуралистично, но не пошло. О грязи, но не оскорбительно. О страшных вещах, но не отталкивающе. Золя — это стойкий, плотный, роскошный и пьянящий аромат, который невозможно носить каждый день, но к которому хочется возвращаться, открывая для себя новые ноты и звучания.