4 Трудно вырасти из ребенка, искалеченного войной

Это страшно забыть. И забыть невозможно. Блокада. Город, где едят котов и воробьёв, высокопитательный студень из столярного клея и счастливы оттого, что норму хлеба повысили до 200 граммов в сутки на ребенка.
Рисунок трёхлетнего мальчика: завитушки и посередине овал. Это война. И белая булка. А больше он ничего не знает.
Детские дневники описывают одно и то же: еду или то, что называли едой в то страшное время. И робкие мечты, что было бы, если бы не было войны. Если бы был жив папа. Был бы настоящий день рождения, с угощением и танцами, как и положено в 16 лет. Была бы ёлка.
Впрочем, ёлка была даже тогда. К встрече нового года готовились заранее, день ото дня скапливая крохи от и без того скудного пайка. И встречали новый год. И делали всё, чтобы дети-сироты, истощенные голодом в больницах дети хотя бы в этот вечер почувствовали себя в нормальном мире, где есть сказка и чудо.
Не все смогли вырасти из блокадных детей. Одни, навсегда душевно искалеченные, воспринимали блокаду как наказание за плохое поведение. Другие просто не выжили. Страшнее нет, чем умирающие дети. От голода и холода. Умирающие людьми, а иногда потеряв человеческий облик.
Юра Рябинкин, семнадцатилетний мальчик, мучился совестью и не мог пересилить свой голод, не мог удержаться от того, чтобы съесть пряник из пайка сестры. Он писал дневник, обличая себя, проклиная за слабость и очень жалея, что слаб духом. Предполагал, что будущий читатель посмеётся над его терзаниями, но узнает, что был такой мальчик Рябинкин Юра, мечтал быть моряком или строить корабли. И был бы дальше, если бы не война.
Были и сильные, и слабые, дети и взрослые. Одни тонули в голоде, другие голодали, но влюблялись и покупали, выменивали туфли, чтобы было в чём танцевать. У одних в семьях был мир и поддержка, у других злоба и ругань.
А дети всё понимали и прощали, оставляя на страницах дневника страшные своей будничностью факты. Умер, не стало, разбомбили, уничтожили, замерз, не проснулась.
А в концлагерях и гетто детям ничуть не проще. Они просто хотят жить, учиться, вырасти, а их поместили в клетку ни за что. Потому что кто-то решил, что они недостойны и должны. Обозначил знаками и даёт вердикт: жить им или не жить.
А что они читают, эти летописцы тех беспросветных дней, бесчеловечных событий, в осажденных городах, в гетто: Золя, Бальзака, Твена, Гончарова. Потому что «интересно» и «вещь стоящая».
От Ленинграда до Севастополя, от Москвы до Владивостока эти дети, дети войны, рано потерявшие детство, лишенные детства жестоко и вероломно, оставляли свидетельства, чувствуя важность этих записей. Потому что «вспомнишь потом – и не поверишь, что это было».
У каждого, в тылу и на фронте была своя победа. Эти дети победили тем, что жива память.