4.5

Захватывающая книга. Жуткие вещи. Вечные вопросы.
Где грань в научных экспериментах, которую нельзя переходить? Как решить этические проблемы биологии и медицины? Когда-то под страхом смерти было запрещено вскрывать для изучения трупы, а когда-то проводили вивисекцию без обезболивания, когда-то экспериментировали над живыми людьми (в т.ч. без обезболивания) по заказу правительства. Где грань, которую нельзя переступать даже с целью развития физиологии, медицины, фармацевтики?
Вот доктор Моро спокойно проводил вивисекцию животных без обезболивания и считал это совершенно нормальным для исследования пластичности живого организма, его вовсе не трогали страдания животных, это ведь просто животные, а страдание их так ничтожно, когда на другой чаше весов наука, исследование, открытия. Но он никогда не проводил экспериментов на людях, для него здесь была грань. А в концлагерях не было даже этой грани, но и там была грань, хоть и другая: эксперименты только над врагами (по политическим взглядам, по национальности, по сексуальной ориентации и т.д.)
А какая грань всё же верная? и есть ли такая вообще? И так ли уж сильно отличаются люди и животные?

Я нигде не мог укрыться от людей; их голоса проникали сквозь окна; запертые двери были непрочной защитой. Я выходил на улицу, чтобы переломить себя, и мне казалось, что женщины, как кошки, мяукали мне вслед; кровожадные мужчины бросали на меня алчные взгляды; истомленные, бледные рабочие с усталыми глазами шли мимо меня быстрой поступью, похожие на раненых, истекающих кровью животных; странные, сгорбленные и мрачные, они бормотали что-то про себя, и беззаботные дети шли, болтая, как обезьянки. Если я заходил в какую-нибудь церковь, мне казалось (так сильна была моя болезнь), что и тут священник бормотал «большие мысли», точь-в-точь как это делал обезьяно-человек; если же я попадал в библиотеку, склоненные над книгами люди, казалось мне, подкарауливали добычу. Особенно отвратительны для меня были бледные, бессмысленные лица людей в поездах и автобусах; эти люди казались мне мертвецами, и я не решался никуда ехать, пока не находил совершенно пустой вагон. Мне казалось, что даже я сам не разумное человеческое существо, а бедное больное животное, терзаемое какой-то странной болезнью, которая заставляет его бродить одного, подобно заблудшей овце.