4

"Посредственное произведений, даже внешне монументальное, похоже на комнату без окон. Оно ни в малейшей степени не отвечает требованиям жизни."
("Слова пигмея" Акутогава Рюноскэ).

Если я скажу, что не понимаю критериев, которыми руководствуются эксперты "Большой книги" при отборе лучших, на их взгляд, произведений, мне возразят: "А вам и не положено понимать, дамочка. Назначаем роман великим здесь мы." И все-таки попробую понять.

Во-первых, роман должен был объемным и скучным. В идеале - таким, чтобы рухнула даже редкая птица, обычно долетающая до середины Днепра. Тысяча семьсот страниц - то, что доктор прописал. Пусть будет большей частью нудновато, вы не развлекаться сюда пришли. А повысить рейтинг читательской привлекательности можно за счет подробных описаний функционирования пенитенциарной системы - отчего-то русский интеллигент мужеска пола питает к такого рода подробностям болезненный интерес.

Во-вторых, очень кстати упоминание св. Христофора. По многим причинам: этого святого жюри "Большой книги" уже знает по "Лавру" Водолазкина и для них, неискушенных в агиографии, его имя включает реакцию "узнаю брата Колю!"; в неканоническом изображении святого песьеглавцем присутствует любезный сердцу критика антиклерикальный мотив; собачья голова на человеческом торсе подчеркивает широту собственных взглядов "такие уж мы, любого уродца примем и поймем".

В-третьих - это должно быть о богоискательстве. Ну как зачем? Всякий хороший русский роман - о поисках и нахождении Бога. Пусть отсылает к какой-нибудь ветхозаветной истории, которая у всех на слуху, вроде Книги Иова (для широкой публики) и накрутит дополнительную интригу вокруг такой, о которой большинство только слышало, как Книга Левит (для элитарного читателя). Но как поиски Бога согласуются с антиклерикальностью? Прекрасно, так даже еще и лучше, в глубине души всякому критику хоть ненадолго хочется ощутить себя Остапом - мощные плечи обтянуты клетчатым пиджаком на голове капитанская фуражка: "Почем опиум для народа", - задорно и с вызовом.

С экспертами понятно, можно переходить к роману. Сюжет - Книга Иова: живет благочестивый человек и все у него хорошо, но вдруг в одночасье становится мишенью для стрел и кинжалов судьбы, теряет все, что имел: дом, семью, уважение окружающих, здоровье. На Бога не ропщет, разве что спрашивает: "Для чего ты оставил меня, Господи?" И Бог возвращает ему все, что отнял (с вариациями). Герой - русский интеллигент образца девяностых прошлого века, "человек, который пошел защищать демократию и встретил Бога" (эта мысль в романе повторяется на разные лады так часто, что не запомнить и не усвоить ее невозможно.) Структура - с претензией на сложность, но на деле - линейное повествование о хождении по мукам с одним отступлением - описанием будней ИТР "Ветерок" -, которое воспринимается как чужеродное и приведенное к служению нуждам романа постфактум (чтобы добро не пропадало).

Центральная мысль - "От сумы да от тюрьмы не зарекайся", впрочем, с призвуком "и там можно жить" и совсем уж тихим, еле слышным "главное - внутренняя свобода". Язык романа нехорош. То есть, не плох и не хорош - никакой. Стилистических особенностей, которые выделили бы автора в ряду других писателей, найти не удалось. Он неплох с нарративом, довольно бойко подражает теле- и газетной публицистике; пытается говорить на сленге уголовников, но это дается много хуже и попыток таких предпринято немного. Чуть лучше обстоит дело с церковнославянским, на факультете журналистики МГУ, надо полагать, представление о нем давали.

Персонажи неживые. Не то, чтобы совсем уж картонные, скорее фланелевые, всё какие-то недотыкомки. Как положительные (представленные Евгением и семьей Куставиновых), так и отрицательные - почти без исключения остальным миром. Из особенностей если что и стоит отдельно упомянуть, так это яростную антиклерикальную направленность романа, да то что в испаноговорящих странах называют мачизмом, а среди русских берез привычнее словосочетание "мужской шовинизм" или "сексизм".

Не самое привычное для женщины занятие - думать, стало тогда для Светланы Сергеевны главным и едва ли не единственным

Таких перлов по тексту разбросано без счета, я отмечала, читая, на случай, если кого заинтересует. А впрочем, у Валерия Александровича есть и цитата довольно точно характеризующая произведение, ею и закончу.
"Конечно, это был не роман, а раздутая за счет бессмысленных описаний и пустых диалогов повесть – односложная, коряво написанная, местами пафосная, а в целом бессмысленная".

Ах да, к вопросу о том, кем себя вообразила. Я подготовленный, терпеливый и понимающий читатель с очень хорошей способностью различения качества текста. Такой талант положен в меня от Бога и отшлифован долгими годами упражнений.