4.5

Вот и еще одно знакомство с Кутзее, на этот раз более ранним романом, за который автор получил Букеровскую премию. Восприняла я эту вещь весьма своеобразно. Для меня образ Михаэля К спозиционировался с самой Африкой. В стране переворот после апартеида, но готова ли страна быть государством, достаточно ли она повзрослела и достаточно ли она умна для самостоятельности? Вот такие вопросы возникают после прочтения. Если Америке часто приписывают подростковый возраст и отсюда ее задиристость и самовлюбленность, то Африка для меня – сущие дети.

Ты ребенок, — сказал Роберт. — Всю жизнь спишь. Пора бы и проснуться.

Переворот начинается не потому что им так уж плохо жилось при колонизации (сейчас, во всяком случае, еще хуже), а потому что «я уже большой». Михаэлю обидно не само унижение, а именно то, что оно произошло на глазах у матери. И не понимание происходящего: «Зачем война?» «Я сюда не просился, почему я должен это делать». Во многих отзывах ГГ приписывают характер любимца свободы, но ведь это не его мысли, а придуманные чаяния доктора из клиники, который решил, что Михаэл может питаться только «хлебом свободы» и даже в своих высокопарных рассуждениях доходит до святости последнего… Более трезвый в рассуждениях начальник лагеря остужает его, что и прежде «хлеб свободы» не очень-то помогал их пациенту. У самого же Михаэля позиция ребенка, не понимающего, чего от него хотят взрослые и одолимого одним желанием – уйти в песочницу и лепить куличики – фигурально выражаясь. Без всяких высоких материй.
Вообще диалоги доктора и начальника лагеря весьма примечательны – с одной стороны это идеологи революционных переворотов и сторонники всяческих «свобод»: «Разве не для того мы в конечном итоге ведем войну, чтобы увеличить сумму человеческого счастья во всем мире?» Доходит до абсурда! Да нет, попроще: «чтобы национальные меньшинства сами могли решать свою судьбу». Ну вот они и порешали: в стране полнейший развал и разруха, а вы помните, что еще профессор Преображенский учил, откуда начинается разруха.

Почему же Кутзее наделил ГГ, (олицетворяющего по моим понятиям всю Африку) физическим недостатком. Здесь зашифровано болезненное отношение к своему цвету кожи, негры комплексуют из-за этого нешуточно, и мы, как при обращении с малыми детьми, играем в поддавки: «Ну ладно, ладно, вы не негры, вы - «афроамериканцы» или blacks». Хотя для меня лично (как и для большинства, вероятно) абсолютно непринципиально белые, желтые, красные или черные люди по цвету кожи. Михаэл же, который прежде особо не задумывался о своей заячьей губе (читай – черной коже), оказавшись в социуме, сталкивается с позицией изменений: в госпитале сразу говорят – ты можешь изменить внешность, встречный пациент спрашивает: «Ты пришел сюда губу зашивать?» Это же логично, - исправить небольшой такой недостаток, раз мы теперь такие равные «большим», вот и Майкл Джексон так делал.

Не знаю, насколько сам Джозеф Кутзее хотел так подать материал, но вы писатели – пишете, а мы – читатели, для которых все и пишется - читаем и думаем. Наверное, не всегда как сам автор, но «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». А Кутзее у меня теперь в любимых писателях…

... он был всего лишь он сам, ржавчина всего лишь ржавчина, единственное, что двигалось, - это время, и оно несло его своим течением.