4 Не все ли равно - как называться

"И я поняла, что куда больше подхожу для того, чтобы целоваться на солнце с юношей, чем для того, чтобы защищать диссертацию."

В этом предложении можно глагол "целоваться" заменить на "писать что-то типа "Здравствуй, грусть!"

Что мне всегда нравилось у Саган - это названия, которые она давала своим произведениям. Этой женщине настолько плевать, что там на обложке ее книг, вот она и лепит что попало. С таким же успехом произведение могло называться не "Здравствуй, грусть!", а "Прощай, печень!"

Обдурив Эльзу, юная Франсуаза Саган в лице еще более юной Сесиль, пытается таким же образом обдурить и читателя. Девушка, использующая людей для своих только собственных целей, довольно вольно использует термин "совесть". Вернее, он вроде бы и соответствует ситуации - девушка типа хочет отказаться от своих нелицеприятных планов и совесть здесь вроде бы очень уместно упомянуть. Но затем она составляет про себя четкий план дальнейшего, все также, в духе интриг, цинических целей и вдруг ее "совесть" от этого успокаивается. И что это была за совесть? Внешне, опять же, и возраст, и тема вполне соответствуют метаниям девушки в поиске "что правильно, а что нравится", но сама для себя и Сесиль, которая притворяется, и Саган (тем более) давно уже все решили. Все это очень похвально, ибо "Здравствуй, грусть!" увидела свет, когда Франсуазе Саган было 19 лет, писалась в возрасте Сесиль (в районе 18), что говорит о многом. Перед нами не только раннее взросление, но и практика, практика, практика.

Читатель с явным неодобрением взирает на тщетные попытки автора оправдаться во всеобщих глазах и тоже врет, ибо в итоге все равно Франсуазу простит. А уж Сесиль и подавно. Не потому простит, что ее одобрил, а потому что поверил в ее якобы попытку говорить правду. А правдивость в данном случае красива, органично заволакивающа, очень по-женски эмоциональна, но здесь как раз тот случай, когда нужно думать, чего форма женского романа совсем не предполагает. Одно из важнейших мест, где читателя снова обманули. В итоге женский романчик Саган превращается во что-то большее. Он остается женским на основании содержания, но основывается на стройном и серьезном мышлении автора. Казалось бы, перед нами истерия юной девицы, которая сама не знает чего хочет, ибо произведение раскрашено в переливчатые цвета и блещет полной палитрой эмоциональных всплесков и нелепостей. Но везде, даже за кажущимся малозначимым, проступает довольно холодный, совсем не девичий рассудок.
(хотел написать "мужской" - передумал. Затем хотел написать именно "женский" из тех соображений, что цинизм мужской - дело обыденное, а проявленный женщиной входит в историю).

Произведение подкупает если не честностью мышления Франсуазы (написано от первого лица), то честностью событий. Что-то подобное автору удалось пережить, основа так и плещет реалом. Зато все остальное создано специально для того, чтобы запутать саму себя, а заодно и читателей. Саган уверяет, что заварила сюжетец "Здравствуй, грусть!" исключительно "против воли, из беспечности и любопытства". Последнее еще как-то похоже на правду, ибо размеренный и четкий текст, очень приземленный на самом деле, сдобренный только пьяными слезами, говорит об авторе гораздо больше, чем то, какой она пытается себя изобразить (равно и Сесиль). Фразы типа "ее доброта была утонченной формой ума, а то и просто равнодушия" определяют. Кстати, если девушка постоянно восторгается собственным папашей, то, кроме явных фрейдистских интерпретаций, здесь присутствует откровенное косвенное самовосхваление. Не очень тонкий понт.

Где-то в середине произведения наконец-то появился более правильный термин "стыд". Не "совесть", а "стыд". Стыд - это то, что принимаешь на свой счет, его нельзя успокоить, подобно совести. Переживая стыд, ты меняешься. И тебе решать - хочешь ли ты меняться, соответственно, если не хочешь, то не делай ничего такого, что повлечет за собой стыд. Зато совесть способна всегда искать успокоение, чтобы со временем стать резиновой зиной.

В произведении очень сочно и очень скрупулезно изображен внутренний враг, который имеется у каждого. Проходят годы, десятилетия, порою - вся жизнь, а тень этого врага все довлеет над чьей-то личностью. Сложно бороться с тем, что неубиваемо тем оружием, которым наделила тебе природа. Но это иллюзия. Достаточно умения что-то анализировать (или неумения). Сопоставьте глобально сущность этого врага со своей собственной и вы поймете, что у вас нет ничего общего. Если не анализировать, то еще легче - признать его "плохим". Основное же здесь - врагов жалеть нельзя. Потому нельзя давать ему и шанса. Следовательно - никаких переговоров с врагом. Конечно, врага следует уничтожать исключительно в самом себе. Избавиться от его влияния. Но кому-то будет проще убить его физически. Франсуаза Саган разделалась со своим очень умело, элегантно, ни оставила ему ни шанса, по возрасту довольно рано, еще и умудрилась при этом завоевать популярность самобытного и молодого писателя.

Уравновешенность в итоге так никогда и не станет приоритетом для автора, которую по жизни будет штормить от Москвы до самых до окраин островов Лесбос. Уже довольно сложная, противоречивая на избранном этапе, система мышления, описанная в "Здравствуй, грусть!" более чем рациональна и продуманна. Самобичевание необходимо для зрителей, логические доводы тоже, еще можно прилюдно лишиться невинности, поведать всем о теле собственного отца и простоте окружающих примитивных человеческих организмов. Люди вообще кролики и существуют исключительно для опытов. Сам крольчатины переел. Высокомерие, финансовая свобода, недоверие к окружающим ( в дальнейшем равнодушие), практический подход, скука - это то, на чем вырастет громаднейший монстр женского рода по имени Франсуаза Саган. А всего каких-то 140 страниц, хотя текст очень насыщенный, читается как легко, так и очень трудно - зависит от того, как это все воспринимать самому.

Итог по сюжету (хотя сюжет имеет примерно такое же значение, как и название произведения): Сесиль все сделала верно. Если отец заводит новую жену, то отношения их не касаются исключительно совершеннолетних детей (читай "живущих отдельно"). А приводить доченьке всяких уродливых теток, которые будут ребенка запирать на ключ и указывать - через какое отверстие им дышать - на это ни у какого папаши прав нет. Если говорить конкретно об Анне, которую папаша и привел, то пусть радуется благополучному исходу, ибо Сесиль не запирала ее на долгие годы в подвал с последующим медленным расчленением. "Я прижалась губами к жилке, которая все еще билась на его шее". А ведь могла и зубками полоснуть.

Жизнь одна и допускать в нее всякое дерьмо типа Анны ни к чему. Если, конечно, вы не копрофиллист. Понятие о дерьме, собственно, у каждого свое, поэтому для оценки людей всякое определение типа "хороший" или "правильный" не годится. Основное здесь - "нравится". А дальше оно уже может совпадать с чем угодно. Потому, немногочисленные Анны, возьмите себе за правило, вы так их любите, эти правила, каждое утро убиваться лбом о стену где-нибудь подальше от Сесиль. В этом подальше как раз находится лес. Он совпадет и с "правильно", и с "хорошо", и с хвойной листвой, щекочущей конечности.

Как верно замечено Сесиль, среди многочисленных проблем отношений, любви и трагедий отношений и любви, главное - пойти искупаться, если тебе этого захотелось. Любовь подождет. Женщины и мужчины подождут. Весь мир подождет, куда ему деваться. Только пиво ждать не станет. Брымс.

Напоследок несколько слов об Анне. Женщинам типа Анны необходима обезьяна, которая вокруг них прыгает. Несмотря на кажущееся легкомыслие, отец Сесиль совершенно не такой. Причин для замужества у Анны довольно много, но ни одна из них не касается отца Сесиль конкретно. Анне нужно замуж, быстрее, ибо старость не за горами (ей, кстати, 40 с хвостиком, Саган еще не научилась придавать женскому возрасту обтекаемый вид - у нее всем женщинам 19,29,39, 49 и т.д.. Как будто не возраст, а цена в магазине), замуж нужно за состоятельного, а самое главное - она не умеет заводить близких отношений, боится неправильно себя вести, такие на улице никогда не знакомятся, по существу у нее единственный вариант - бывший муж подруги. Либо отец Сесиль становится мужем, либо - снова одна, что неправильно. Везде тупик. В общем, здесь что угодно, только не любовь к отцу Сесиль.

Типа спойлеры.

В итоге - уязвленное самолюбие, несоответствие того, что происходит в Правилах Жизни на ближайшие 100 лет, а потому и крах всех планов. Концовку Саган настругала, естественно, сугубо коммерческую, мифологическую. Это с одной стороны. С другой, если следовать канве вышесказанного о внутреннем враге, то концовка радостная и логически выдержанная. Чтобы задурить голову читателям добавлена только всякая слезливая фигня о том, что "она же живой человек" (Анна). Живой? Ну да, она ходит и дышит. Только это еще не означает, что человек живой. Я бы не удивился информации о том, что Сесиль поковырялась в машине Анны. Тогда и название произведения может пригодиться. Действительно, если какая-то овца вдруг покончит с собой, то это может стать поводом, чтобы иногда по-пьяни взгрустнуть. Чем Сесиль и занялась. Не все ли равно - из-за чего грустить.