5

Эта система была одновременно мощной и хрупкой, вечной и готовой развалиться; она была полна жизненных сил и энергии, но наполнена серостью и унынием; реальная вера в высокие идеалы и нравственные ценности в ней соседствовала с цинизмом и отчуждением. Эти черты системы, несмотря на их кажущуюся противоречивость, были не только реальными, но и дополняющими друг друга.

Так получилось, что параллельно я читала две монографии - одну о временах Людовика XIV, другую о брежневской эпохе. И обе неожиданно оказались об одном и том же: как люди выстраивают для себя пространство жизни вне контроля власти. И уже можно не быть придворным в тисках этикета или "представителем советской молодежи" в силках идеологии. Нормальная жизнь становится возможной.
Для меня книга Юрчака оказалась очень интересной как одно из немногочисленных исследований СССР, автор которого демонстративно отказывается как от восхваления, так и от очернения своего предмета исследования. Более того, именно так и поступает!
Он начинает с анализа "авторитетного дискурса" - застывшего, ритализованного набора идеологем, который составлял позднесоветскую политическую риторику, - и того, как эти идеологемы воспринимались самими идеологами, диссидентами и большинством советских людей. (В последнем случае эффект получался совершенно незапланированным!). Затем рассматриваются различные "сообщества своих", от археологов до тусовки "митьков", существовавшие в позднесоветском обществе, а также элементы повседневной культуры того времени: понятие "фирменной" одежды, особенности восприятия в СССР западных рок-групп, анекдоты, страшилки и много чего еще.
Одно из ключевых понятий, которыми Юрчак описывает жизнь обычных людей поднесоветского времени, - вненаходимость. Не будучи ни диссидентами, ни советскими активистами, эти люди выполняли советские политические ритуалы и при этом прекрасно осознавали ритуальный характер своих действий. И именно поэтому оказывались вне поля зрения официальной советской культуры. Отличный пример - первомайские демонстрации, призванные собрать огромные колонны трудящихся, показывающих свою верность советской идеологии. Но это ли демонстрировали идущие в колоннах на самом деле? Или участие в официальном ритуале означало для них общение с друзьями, повод для праздника, а лозунги не имели значения?
"Вненаходимость" порождала новые, альтернативные субкультуры, которые советская система игнорировала, не могла отследить или интерпретировала неправильно. Автор приводит в качестве примера официальную критику стиляг или фанатов рока и то, как эта критика систематически била мимо цели.
Книга Юрчака показывает, как органично могли сочетаться в сознании людей ироничное отношение к советской бюрократии и искренняя вера в советские ценности, анекдоты про Брежнева и особая почтительность к Ленину, ощущение вечности СССР и его внутренняя уязвимость.