3.5

Неожиданно, но больше всего этот короткий роман напомнил мне богомерзкий "Дом, в котором...". Дети в замкнутом пространстве, сооружающие из подручных материалов собственный фантазийный мир: дикий, ирреальный, действующий по своим законам. Дети, которые силой обстоятельств - странных, необычных, даже надуманных каких-то, или, вернее, могших бы показаться надуманными, если бы не логика сна, что правит бал в этом романе - остались предоставленными самим себе; всесильные и забытые миром. Бесконечный праздник непослушания - сон до обеда, мороженое на завтрак, свои ритуалы, свои реликвии (агатовые шарики, флаконы из-под аспирина, вырезки из журналов про кинозвёзд); тотальная игра, не встречающая на своём пути никаких препятствий (отметим, что проблема с ведением хозяйства разрешается сама собой, а материальный вопрос перед детьми и вовсе не встаёт, Элизабет может заказывать на дом ужины из закусочной и покупать всякую бесполезную мелочь сколько её душенька пожелает). Инцестуозный душок, о котором пишут другие рецензенты, на самом деле здесь почти не ощущается; пола и тела в "Ужасных детях" вообще очень мало, и, что характерно, вовсе не "пробуждение весны" разрушает изнутри этот зыбкий мирок (нам дают понять, что Поль, а скорее всего и кто-то из остальных, к концу романа не чуждался секса, но упоминается это мимоходом, как малозначащий факт, и нагота брата и сестры друг перед другом - это действительно нагота невинная, бесполая, равнодушная). Мир "детской" рушится сам, больше не в состоянии вмещать своих выросших насельников - потому, что с возрастом желания стали серьезнее (пусть сами вчерашние дети этого ещё не понимают). И - возвращаясь к "Дому в котором..." - кровавая развязка, на которую Петросян намекала-намекала, но так и не вытянула, здесь в точности на своём месте.

При этом, что важно (и что особенно мне понравилось), Кокто удаётся избежать как упора на жестокость и перверсивность ("оставишь их одних на денёк, a они уже приносят кровавые жертвоприношения и сношаются с собственными сиблингами"), так и брэдберианско-крапивинского упоения "мальчишеством" ("дикий и прекрасный мир детства, разбитые коленки, грёзы о рыцарстве или пиратстве" etc.; приснопоминаемый "Дом, в котором..." это как раз очень портило). Что действительно завораживает и тревожит в "Ужасных детях" - это именно удушливая атмосфера зачарованной детской, в которой ничто не истинно и всё дозволено (простите мне неуместно цитирование), в которой нет ни внешних, ни внутренних ограничений и потому очень легко заиграться; действительно, очень "детское" неощущение границ, смешение реального, воображаемого и символического желаемого, неспособность к целеполаганию. Единственное, что мне вспоминается из похожего - недочитанный когда-то "Ветер в Ямайке".