2.5

Чем-то вот не дотягивает эта книга до творений той же Этвуд, например. У Этвуд продумано всё до мелочей, а здесь сплошные белые пятна. Ну вот хотя бы то, что Епископ, когда берёт дубинку, думает, как давно он её не брал — а как давно и почему он её в это «давно» брал, нам не сообщается. А не лишне бы.

В самом начале книги я натыкаюсь на слово Избранные — ИЗ КОГО избранные, — возникает закономерный вопрос. Ответа на него Лейси так и не даёт. Далее, я всё время, пока читала книгу (и всё время безуспешно), пыталась представить этих самых КОРОВ и БЫКОВ. У них есть пальцы, плечи, лица — или это больное воображение двинувшегося на мясной религии народа? И — да какого народа, господи. Речь идёт о городке с платочек, да ещё и усыхающем, к тому же (кстати, оч хотелось этот город поместить на одну из гор мира Аласдера Грея, где-нить по соседству с Унтанком. Они как разнояйцевые близнецы ж, эти города, двинуты одинаково, но в разные стороны). Какой-то локализованный апокалипсис. С другой стороны, — эт я опять к внешности БЫКОВ вертаюсь — описания их мощи мешают представить их с чем-то людским. И описания глаз тоже мешают. Потому что самые грустные глаза именно у коровы, большие такие, жалобные. А потом вдруг резко, грубо как-то автор «объясняет» интригу происхождения Рика в паре предложений, мол, Шанти взял и вырастил двух бычков, одного воспитал как сына, а где, где, спрашиваю я, находился в это время другой бычок, который Коллинз?! Кто ему-то дал фамилию? И не бывает так, что прям вот оба лидера берут и оказываются братьями (ну, хорошо, братья — лидерами), с одинаковыми помыслами и т. п. Нет, определённо мастервства не хватает бедолаге. Ну и да — опять вертаясь к быкам — значит, это те же люди, только другой, хм, касты, раз их не отличить от горожан. Хреново ж, ой хреново это выражено в романе. И про питание светом — это уж, извините, отдаёт символизмом, а такое, опять же хм, не оч сочетается с антиутопией. И люди эти, коллинзовские, как ниндзи — всё уже было придумано или существовало раньше, чем Лейси взялся за перо. Да и мясо — тема какая-то странная для того, чтобы её в центр проблемы ставить. Не верю.

Оч большое несовпадение, разногласие, которое разъединяет замысел, я вижу в попытке Лейси соединить священность жертвы быков, идущих на еду для людей, и подробный процесс этого превращения в еду, процесс разделки. Оч хорошо со стороны автора описать его в таких деталях, но — муки быков в нём нецелесообразны. Неугодных Магнусу людей ведь тоже отправляют на конвейер (знач, всё-таки анатомически идентичны люди быкам) — и отправляют именно ради мук, в качестве кары, за самые тяжёлые "провинности". Если бык свят, если на него молятся чуть ли не, зачем муки? С точки зрения мясной религии они нелепы. Если же Лейси таким образом хотел вызвать у нас как можно большее отвращение к такому роду убийства, то позволю себе напомнить, что гораздо более простое описание подвешенных на крюк тел клонированного персонала, идущего на мыло и на корм друг другу вместо обещанного острова блаженства в байке, для этого же клона созданной, дабы подбить на бунт, который можно будет погасить, в четвёртой антиутопической части митчелловского "Атласа" производит гораздо большее впечатление. Не в описании зверств дело, друг мой Лейси.

И да, забавно то, что здесь поставлено на поток производство такой человеческой телятины-говядины, а параллельно я читаю у Липскерова про идею глобально-городской куриной фабрики...

Единственное «оригинальное» и стоящее внимания здесь по-моему — это характер Мэри, проповедницы. Оч непросто такой выписать: она пытается быть справедливой в рамках религии, к которой её, гм, как бы это сказать, привергли. Но «бог» и сердце говорят разные вещи, и если бы в традиции романтиков было бы моментально отдать предпочтение сердцу, а реалисты-скептики показали бы власть религии, то здесь ни то, ни другое верх не одерживает: Мэри меж двумя жерновами продолжает искать правду, свою правду, которая бы её устроила. И поэтому она мне нравится со своей дотошностью, и за это — мои ей аплодисменты.