Больше рецензий

winpoo

Эксперт

Эксперт Лайвлиба

29 сентября 2016 г. 21:22

1K

4

Я исключительно редко читаю книги по рекомендациям, но тут был особый случай – прямая просьба коллеги прочитать «Век вожделения» и поделиться впечатлениями и мыслями «по поводу». Прочла и говорю: «Это было хорошо»! «Век вожделения» отлично написан и переведён. Вся философия и внутренняя эстетика книги, её неповторимый Zeitgeist, на мой взгляд, переданы безупречно и тонко. А.Кёстлер, которого я для себя открываю впервые, в этом плане являет редкое сочетание интеллектуализма и художественности, что не может не покорить читателя. И всё же эта книга из разряда таких, которые либо сразу читаешь от корки до корки, либо бросаешь на первых же страницах и больше не возвращаешься к ним никогда, несмотря на талант автора и мастерство переводчика.

Начиная читать «Век вожделения», я не знала, как именно поступлю сама, но, как выяснилось, мне оказалась любопытной эта антиутопия. В книге, написанной ещё в 1951 году, предложен вариант альтернативной истории для бывшего СССР и Европы, в которой всё свершилось именно так, как мечталось победившему пролетариату: мировая революция шагает вперёд, медленно, но верно подчиняя себе капиталистическую систему, насаждая «дивный новый мир». Так, Франция, в которой происходят описываемые события, уже почти разрушена изнутри, хотя ещё не вполне понимает этого: кругом шпионы, агенты, коллаборационисты, провоцирующие социальную паранойю. Для 1951 года это было, конечно, и гениально, и актуально, ведь с момента окончания Второй Мировой войны прошло всего 6 лет, и европейский страх перед «мировым террором» СССР был по-прежнему силён. Сейчас всё это воспринимается иначе, чему способствует и мягкий юмор книги, но тем не менее «Век вожделения» вполне можно поставить на одну полку с «1984» Дж.Оруэлла и «Мы» Е.Замятина, рядом с «Ленинградом» М.Козырева, «Чевенгуром» и «Котлованом» А.Платонова, «Будущим завтра» Д.Кенделла, «Гимном» А.Рэнд.

Но мне книга была интересна не столько даже своей политической философией, сколько иллюстрирующими её и дискутирующими о ней героями. Конечно, автор не избежал упрощенных стереотипов тогдашнего восприятия советской бюрократии и европейской интеллигенции, да и сам жанр антиутопии обязывал их слегка «выпрямить», но тем не менее они получились достаточно колоритными: и Федя с его политическим либидо, в котором время от времени проглядывает что-то глубоко швондеровское, и почти фицджеральдовская Хайди, и мистически-диссидентствующий писатель Леонтьев, и Жюльен с Борисом, ассоциативно уносящие читателя к Ж.-П.Сартру, Л.Ф.Селину и в чём-то даже Э.М.Ремарку. Все они – почти «гоголевские» типажи, каждый из них чего-то вожделеет (власти, веры, свободы) и никак не может это обрести. Мне показалось, что всем героям немного не хватило психологической многомерности и неоднозначности, которые сделали бы их живыми и вызывающими сопереживание, но, видимо, это объясняется тем, что сюжет (кстати, довольно простой) и персонажи нужны были автору именно для трансляции своих идей, а потому оказались лишь художественным средством, не нуждающимся в глубине проработки.

Этим же, видимо, объясняется и то, что действий, событий в книге намного меньше, чем диалогов, монологов, описаний, отступлений и размышлений. Но они и составляют её главную ценность и смысл. Собственно, именно ими книга и интересна: подключаясь к разговорам, рефлексиям и спорам героев, читатель получает возможность размышлять о вероятностно-возможностном ходе истории через призму большой временной дистанции, а потому - более отстранённо и аналитически. Возможно, именно из-за стилистики романа ни к кому из героев не возникает особой эмпатии, они воспринимаются несколько чуждыми и рациональными, а сам роман – холодным и бесстрастным, несмотря на драматизм сюжетной канвы: как всякое средство, они интересны либо своей эффективностью, либо новизной, но ни того, ни другого в них нет.

Не могу сказать, что «Век вожделения» будет поставлен на полку моих самых любимых книг, и вряд ли я буду его когда-либо перечитывать, но прочитать его, безусловно, стоило, чтобы острее переживать себя в потоке исторического времени.