4.5 Рецензия с длинным личным предисловием

Меня очень занимает вопрос, чем бывает обусловлен интерес человека к конкретной исторической эпохе, притом не к той, в которой он в данный момент проживает, а к какой-либо иной, отдалённой во времени. Так, я не могу разобраться до конца, чем объясняется мой интерес к советской эпохе и особенно к повседневности рядовых граждан в те времена.

Я родилась за год до распада Советского союза, то есть в сознательном возрасте в СССР не жила. В моей семье никто никогда не превозносил Ленина, партию и всё такое, не причитал, что раньше было лучше, но и не ругал систему, даже особенно не вспоминали прожитую жизнь. Было - и было. И прошло. Я же, сколько себя помню, постоянно мучила вопросами взрослых: маму - как одевались в школе, во что играли с друзьями, что делали на комсомольских слётах; бабушку - как жили в войну в сибирской деревне, а затем в конце 40-х в общежитии университета, как бабушка встретила дедушку, как на последнем курсе родилась моя тётя и бабушка за ней ухаживала и готовилась к сессии.. Разнообразные "мелочи жизни" ужасно меня интересовали, я буквально ничего с этим поделать не могла.

Я до сих пор люблю послушать представителей старшего поколения и почитать мемуары разных людей о жизни в Советском союзе в разные периоды времени начиная с 1920-х. Несколько лет назад я неожиданно открыла для себя жанр истории повседневности, в том числе советской повседневности, и с тех пор сохраняю себе разные книжные списки и стараюсь по мере возможности читать книги оттуда, перемежая их разнообразными воспоминаниями, мемуарами, художественной и иной литературой о жизни в СССР. Вот и книгу Юрчака я прочла на волне этого интереса к советской повседневности.

Книга удивила меня. Удивила очень серьёзным и глубоким подходом к рассматриваемой теме: позднесоветское поколение людей (под ними автор понимает тех, чей сознательный возраст пришёлся на последние годы существования СССР), их жизнь, взаимоотношения с идеологическим дискурсом; развитие и трансформация этого самого дискурса, парадоксы существования Союза ССР как одновременно стойкой, незыблемой и нерушимой и хрупкой, готовой в короткое время разрушиться безвозвратно системы. Автор пишет не только очень увлекательно, но и подробно, аргументированно, чётко излагает факты, подчёркивающие его точку зрения. Книга очень интересна также терминологически: её вполне можно читать "неподготовленному" в культурологическом плане человеку, то есть не имеющему какого-либо специального образования в этой сфере, однако небезынтересные термины, отсылающие к истории культуры, философии и лингвистике, в книге есть, и чтение становится в какой-то степени и познавательным.

На меня произвел впечатление авторский постулат о том, что некорректно рассматривать отношение проживающих в Советской России граждан к своей стране в типичном бинарном ключе: либо как безусловную поддержку идей, распространяемых на государственном уровне, и внутреннее принятие их, согласие с ними, либо как отрицание этих ценностей и борьбу с ними. Такой вроде бы простой вывод, что двумя этими крайностями всё многообразие отношений человека и системы не исчерпывается, - а вот поди ты, перебираю я навскидку многочисленные прочитанные произведения и понимаю, что отношение героев их к государственной политике и идеологии чаще всего подаётся именно в том или ином ключе, как безусловное согласие и принятие или же как отрицание и противодействие (или страдание от невозможности противодействия). Автор очень справедливо, на мой взгляд, рассуждает о том, что всё многообразие отношений не вписывается в устаревшую бинарную модель, которой часто придерживаются в том числе исследователи этой темы.

Очень интересна также, на мой взгляд, описанная автором исследования позиция "вненаходимости", в которой находилось, по его мнению, большое число советских граждан по отношению к официальному дискурсу. Вненаходимость эта определялась принятием людьми "правил игры" идеологического дискурса на уровне формы - то есть участие в каких-либо ритуалах, соблюдение неписаных правил, - и наделение их в то же время иным, зачастую совершенно не буквальным смыслом, а то и вовсе ненаделение никаким. Так, Юрчак приводит в пример демонстрации в честь 1 мая и 7 ноября: большинство людей знали, что ходить на такие демонстрации нужно, однако шли туда не потому и не затем, чтоб проникнуться всем вместе идеями и значением праздников, а чтобы хорошо и весело провести время с близкими и друзьями. В общем и целом предложенное автором понятие "вненаходимости" объясняет, пожалуй, отношение людей, живших в СССР, к коммунистической идеологии, их "взаимодействие" с системой. Помню, что после прочтения мною "Подстрочника" о жизни Лилианны Лунгиной у меня появилось ощущение, что в Советском союзе, если дело действительно обстояло так, как рассказывает известная советская переводчица, часто ощущалась некая "интеллектуальная духота", невозможность для честного, искреннего мыслящего человека нормального существования. Я высказала эту идею своим знакомым, людям, как раз по терминологии Юрчака относящимся к последнему советскому поколению, и была осмеяна, мне было сказано, что всё было совсем не так, что не нужно нагнетать и т.п. И тогда я была скорее шокирована таким несоответствием книги и жизни, а теперь я, кажется, понимаю, что имели в виду те мои знакомые. Возможно, дело именно в этой самой "вненаходимости", в которой пребывали люди, зная о существовании необходимых правил, ритуалов и процедур, выполнение которых в СССР было обязательно хотя бы для того, чтобы жить так, как удобно лично тебе, то есть достаточно было механического, на уровне формы воспроизводства этих правил для того, чтоб собственная жизнь шла "своим чередом" и наделялась интересными и нужными конкретному человеку смыслами, зачастую совершенно от официальной идеологии далёкими, и дело в том, что по прошествии времени вспоминаются именно эти личные смыслы, содержание, тогда как формальнвя сторона дела, по моему мнению, отходит в прошлое и извлекается памятью оттуда нечасто..

Что мне не очень понравилось в книге, так это скомканная и недостаточно, на мой взгляд, проработанная концовка. Автор очень интересно рассказывал о том, как трансформировался авторитетный дискурс в последние годы жизни Сталина и позднее, несколько раз повторяя, что дальше будет рассказ о том, как в годы перестройки сами базовые ценности коммунистической идеологии потеряют своё ведущее значение. И я ждала столь же развёрнутого объяснения этого явления, а оно неожиданно было дано в заключении к книге и весьма скупо и этак между делом как будто. Это чуточку разочаровало)

Но в целом книгой я очень довольна. Она очень интересна с разнообразных точек зрения, не только с позиции взгляда на советскую повседневность, но и с позиций культурологии и философии в целом, к тому же меня очень заинтересовала, например, теория языкознания Марра, о которой я узнала только сейчас, из этой книги, и захотела почитать про неё подробнее. Книга также поспособствовала получению ответов на некоторые мои личные вопросы. В общем, хорошо, что я повстречала эту книгу и прочла её. Это точно не было потерянным временем.