4

Дж. Келлерман умеет быть разным. Когда-то, прочитав первую книгу, «Гений», я подумала: «О, это то, что надо, буду читать ещё». Позже, прочитав «Зной», я себе сказала: «Ну, в общем неплохо, но… посмотрим, что будет дальше». А дальше случился «Философ».

Он был прочитан дважды – сначала пару лет назад просто как триллер, а сейчас, будучи уже практически забытым, – как некая философия обыденного сознания, рассказанная на языке психологического, точнее, философского, триллера. И я задумалась: что сильнее – случайность или закономерность? У чего реально больше власти над человеческим сознанием? Закономерность кажется такой спокойной, устойчивой и многообещающей, а случайность спонтанна, стихийна, хаотична и, видимо, в любой своей ипостаси разрушительна. По крайней мере, какие-то устои, привычные рамки существования она способна легко разбить вдребезги, а вот к добру или к худу – это уж как фишка ляжет. Действие случайности на человека в каком-то смысле и иллюстрирует этот роман.

Если смотреть на случившееся с точки зрения закономерности, то такому, в общем, никчемному субъекту, как Джозеф Гейст, «суждено» было оставаться рядовой бездарностью, но… произошла случайность, потянувшая за собой целую цепочку других случайностей, давших ему возможность свернуть на тропинку незаурядной жизни, измениться, стать иным - желаемым самому себе. Он встретил Альму, Альма, как и он, тоже оказалась «незавершенным» философом, и их беседы и зародившаяся дружба стали менять его жизнь:

«Мы вовсе не стремились прийти к каким-то выводам, заключениям. Напротив, наша беседа представляла собой великолепно хаотичный каскад мыслей, метафор, аллюзий. Ни я, ни она не держались твердых позиций, нам довольно было возможности жонглировать словами, порой в поддержку, порой в опровержение той или иной мысли. Я цитировал Милля. Она – Шопенгауэра. Мы спорили о том, может ли человек утверждать, что он счастлив, не имея ни малейшего представления об истине. Мы обсуждали концепцию «эвдемонии», посредством которой греки описывали и состояние счастья, и совершение добродетельных поступков, а потом переходили к спору о добродетельности этики, системы ценностей, которая опирается на развитие характера, – в противоположность деонтологии, опирающейся на универсальные заповеди (например, «не лги»), и консеквенциализму, который ставит во главу угла полезность, счастье, порождаемое действием. То был лучший разговор, в каком мне довелось участвовать за долгое уже время, и лучший, главным образом, потому, что никакой цели, кроме разговора как такового, он не имел».

Витгенштейн, Хайдеггер, Ницше и... старая и больная, но умная и свободная Альма. Герою повезло, что вместе с ними жизнь вовремя сделала поворот, дающий ему шанс утвердиться на избранном поприще. Но шанс всегда требует поступка, на который не всякий способен. Способен ли Джозеф? Быть может. Может быть. Но вот в эту, казалось бы, налаживающуюся и полную возможностей жизнь вмешивается Эрик… и жизнь снова странным образом меняет свою траекторию. Случайности множатся, растут, как снежный ком, превращая жизнь Джозефа в хаос. А потом к нему возвращается его любовь, которая теперь уже и не совсем любовь, но всё ещё способна спасти хотя бы внутренний мир героя. И снова он бьёт мимо. В конечном итоге всё снова возвращается на круги своя, и бездарность, которая всегда и во всём бездарность, не умеющая справляться ни с дарованными, ни с возникшими как следствие её действий случайностями, возвращается в свою исходную точку, но уже с с отягощающими экзистенциальными обстоятельствами. Так что закономерности, похоже, сильней.

«Увы, что нашего незнанья
И беспомощней и грустней?
Кто смеет молвить: до свиданья
Чрез бездну двух или трёх дней?» (Ф.Тютчев)

Да, видимо, есть смысл иногда перечитывать философские триллеры, чтобы поразмышлять о диалектике судьбы и случая.