3.5

35 уроков литературного гедонизма наглядны, увлекательны и полезны. Освоив их, каждый окончит школу чтения, которое, по твердому убеждению Гениса, сулит «общедоступное ежедневное счастье — для всех и даром».

Конечно, я понимаю, что в рамках современного маркетинга, главное, завлечь покупателя. Яркой обложкой, интригующим заголовком, захватывающей аннотацией. Но, если в книге при этом представлен другой материал, то разрыв между ожидаемым и действительным становится настолько большим, что книга вызывает разочарование которое, может, и не вызвало бы при другом первичном представлении. Это примерно также, как идешь в какую-то компанию, где тебя загадочно предупреждают заранее, что мол, будет один артист ... (спортсмен, писатель, художник и пр., далее по списку, кому что нравится), а по сути выясняется, что он всего лишь заканчивает соответствующий институт и все достижения - роль в выпускном спектакле (победа в соревновании местячкового масштаба и пр.). И вот ты страдаешь от своего разочарования и обманутых надежд, вместо того, чтобы насладиться компанией и найти в ней действительно интересующих тебя людей. Вот и эта книга, я настроилась именно на уроки, и пыталась воспринимать главы в соответствующем контексте, тем более, что в начале они этому вполне соответствовали. Нет, не поймите меня превратно, я понимаю, что никакая книга не в состоянии научить читать, но был интересен именно взгляд автора на этот вопрос, совпадут или нет наши мнения, сможет ли он подсказать мне что-то новое, прежде незамеченное. Но постепенно главы стали уходить в сторону. Я все еще воспринимала их как случайны отклонения: ладно, это вставка про философию, это я редко читаю, опустим. Так, теперь глава про Бога, это мне тоже не подходит. А что теперь? Ой, а куда это автор пошел? Вообщем, только на середине книги я спохватилась, что надо забыть про аннотацию, что передо мной лишь сборник размышлений автора на тему книг. И сами по себе размышления временами интересны, и искать зерно надо именно в них, а не подгонять их под изначально заявленную логику построения книги. Так что я постаралась получить удовольствие, хотя половина вечеринки уже проскочила мимо, оставив в голове интересные высказывания напополам с явным недоумением.
Практически на первых же страницах автор сообщает нам, что в книге важно начало, что авторы разных стилей и пишут по-разному, или пытаются первой же фразой заворожить читателя, оглушить его и брать уже тепленьким, или напротив пускаются в неторопливое обстоятельное повествование. И что эта первая глава и формирует у нас подсознательное отношение ко всей книге в целом, как мы будем воспринимать ее пока читаем. Если исходить из этого принципа, то первая глава, а, вернее, еще вступление самого Гениса меня насторожило.

Господи, какой чуши я наслушался в своей десятилетке. Ну кто в здравом уме хочет знать, чему равен синус альфы? какова валентность водорода?

кому-то нужны логарифмические таблицы Брадиса. И кто я такой, чтобы отнимать их у школьника? Меня, в конце концов, волнует только один предмет – мой, и он называется литературой.

В этих и подобных цитатах автор отрицает если не совсем все школьные предметы, то, по крайней мере, технические. Конечно, все мы знаем, что далеко не все знания со школьной скамьи пригодились нам в жизни. Но ведь это зависит от выбранной профессии. Кто-то будет углублять одни, кто-то другие, но при этом будет заложена общая база. Что до таблиц Брадиса (сейчас с появлением компьютеров их, наверное, уже исключили), в наше время в школе они были, наверное, самой легкой темой, которую понимали даже двоечники, уж посмотреть нужное число в таблице особых проблем не составляло. Так что отрицать точные и естественные науки может либо не очень умный человек (но в этом я автора не подозреваю), либо человек, страдающий некоторым комплексом (и я вынуждена принять этот вариант). Многие женщины с легкостью своего пола открещиваются от технических предметов: нет-нет, что вы, я исключительный гуманитарий, даже не пытайтесь мне объяснить эти циферки, я никогда их не понимала! И подобное им вполне сходит с рук: а что поделаешь, слабый женский пол. Мужчинам в этом случае сложнее. Если ты не прославленный писатель, художник и пр., то как мужчина обязан разбираться в технике. А вы, батенька, кто? Ах, гуманитааарий, ну, яснооо (гвоздь не вобьет, розетку не починит, вычеркиваем). Я, конечно, несколько утрирую, но за стремлением принизить технические науки стоит и обида за свой родной предмет литературу, которую не столь ценят, а временами просто пренебрежительно относятся (большое ли дело, книжечки почитать), и за отношение к мужчине, занимающимся "не мужским" делом. Смотрите-ка, всего лишь прочтено вступление к книге, а в моей голове уже рой мыслей и выводов, и далеко не факт, что правильных.
Кстати, тут я вижу и еще один аспект, не буду говорить, что только из вступления, скорее, по совокупности, проглядывает отрицательное отношение автора к советскому строю. Я сейчас не собираюсь вдаваться в дискуссии по этому вопросу, просто хотелось бы подчеркнуть, что, помня о минусах, не стоит забывать и о плюсах. И, если вполне справедливо то, что литературу в советской школе преподавали с политических позиций, то как раз техническое образование в стране было очень сильным и не стоит отпускать по его адресу насмешки.

– Любой оркестр, – сказал мне Соломон Волков, – коллектив неудачников. Все, кто в него входят, не сумели стать солистами.
Я не уверен, что любой филолог хотел быть писателем, но твердо знаю, что все они писали стихи. <...>
С возрастом стихи проходят, но зависть остается. Филологи, сдается мне, писателей явно боготворят и тайно презирают, как детей-самородков, которым только природный, как уродство, талант (а не добытые трудом знания) позволяет пробиться к тому оригинальному, что недоступно профессионалам чтения.

Вот это тоже примерно из того репертуара комплексов общественного мнения, что филолог всегда остается и воспринимается только как подручный, как биограф, мемуарист, критик, но он всегда при ком-то более талантливом, более способном.
Но оставим эту тему и перейдем дальше, мыслей у автора еще много.

Когда я приехал в Америку, мне трудно было разговаривать с окружающими, потому что у нас не было общего языка – контекста. Если русское поле цитат составляли книги, то американское – фильмы, песни, сериалы, звезды. Сегодня, однако, это – универсальный набор, и русскому школьнику легче найти общий язык с американским сверстником, чем со своими родителями.

Да, в этом я, пожалуй, соглашусь с автором. Куда более родным кажется человек, который реагирует на твои цитаты из фильмов, книг и пр. Развивая мысль, он говорит и о реформировании уроков русской литературы после распада СССР, и о том, что в Америке нет устоявшегося и канонизированного списка классиков. Но он же довольно верно определяет и причину этого, у Америки не столь древняя самостоятельная культура, в основном, она составная, из зарубежных произведений плюс последние пару веков. Так что здесь мне это кажется вполне органичным.

С какой книги все начнется, почти все равно, лишь бы не “Ленин и Жучка”. Раньше первым был Жюль Верн, или Майн Рид, или Джек Лондон. Теперь, надо полагать, “Гарри Поттер”.

Это просто показалось мне забавным. Несколько раз я встретила его нападки на Поттера, еще более комично, когда он сравнивает его с греками. Наверное, всегда есть мода даже на литературу. Например, в советское время в связи с выходом в космос стали очень популярны научно-фантастические романы. А сейчас куда больше в моде фэнтези. Сравнивать Поттера с греками, конечно, смешно, но почему не дать ему право на жизнь в отделе литературы для подростков? Как Карлсон для дошкольников, так Поттер для средней школы.
Вот небольшая фраза о воспоминаниях отца о советском режиме:

когда повествование перебралось через океан, мемуары враз обмелели. Драма кончилась, пафос иссяк, уникальное стало тривиальным, и впечатления вытеснили переживания. Свобода радикально изменила жанр. Была история, стала география: отец принялся описывать заграничные поездки.

И это очень верно подмечено, как и то, что драма обостряет талант.

Экран, однако, не только упраздняет книги, он меняет природу чтения. Компьютер ведет к “огугливанию” (В. Гандельсман) мозгов. В оцифрованной вселенной книги теряют переплет, а значит – зависимость от порядка, продиктованного писателем. Сегодня читатель легко перескакивает с пятого на десятое. Углубляясь в попутное или постороннее, он то расширяет знание об упомянутом предмете, то вообще меняет тему. Сами того не заметив, мы уже привыкли к тому, что на экране текст постоянно ветвится. Когда-то прочитанными страницами мерили время, но для компьютерного чтения это невозможно, потому что оно разворачивается в сугубо индивидуальном ритме, который определяется любознательностью или терпением читателя.
Для выросшего с Интернетом поколения линейное чтение требует таких же усилий, как для предыдущего – чтение нелинейное. Как всегда с прогрессом, это дорога в одну сторону. Поэтому и бумажные книги я читаю, будто с шилом в заднице: постоянно отрываясь от степенного чередования страниц ради короткой справки, подробного исторического экскурса, поиска иллюстрации или карты.

Здесь автор, как выросший на бумажных книгах, мне кажется, несет в себе негатив к книге электронной, хотя и пытается то ли объяснить, то ли замаскировать этот негатив какими-то логичными аргументами. Во-первых, чтение через ридер нисколько не мешает линейности, напротив, пролистывать странички бумажной книги куда быстрее, чем в электронной. А с другой стороны, наличие Интернета да, очень способствует нелинейному чтению и позволяет и проверить автора, и узнать больше об интересующем предмете, который тот мог упомянуть только мельком. А уж наши приключенческие романы, которые издавались без карт, вообще лишали возможности детей увлекательно изучать географию!
Наверное, я могла бы писать еще много, но когда-то надо остановиться. Как ремонт, просто прекратить. Передо мной оказалась не совсем та книга, на которую я рассчитывала, но это лишь значит, что ее следует воспринимать иначе, чем заявлено. Не во всем в этой книге я согласна с автором. Но он дает толчок для моей собственной мысли. Он не поставляет готовый материал, а заставляет размышлять, спорить, не соглашаться. как я понимаю, он и сам предпочитает именно такие книги, когда читает классиков. Не готовое восприятие, а поле для вопросов. И ищет в них он не действие, а красоту слога, метафор. Это состояние, когда метафора может увести повествование совсем в другую сторону, нежели даже сам автор думал изначально. Если это так, то эта книга ему удалась. Но я с автором на одну волну не попала. Я предпочитаю именно военную прозу Ремарка, а не его "Трех товарищей", это же касается и Хемингуэя, "Фиеста" не взволновала меня так как Гениса. По ряду глав я просто не могу спорить, потому что мне еще не знакомы разбираемые в них произведения, что однако показывает еще неизведанные направления в литературе.