5

Клеменс - это книга, в которой высокое сочетается с низким, чёрный юмор соседствует с лирическим настроением, специфические термины употребляются с жаргонными словечками.
Самое интересное - понимаешь, что если вдруг взять и вырвать одно из таких предложений из Клеменса и вставить в обычный и ровный по стилю текст, то смотреться будет просто чудовищно.

Дублер его детородного органа растет из моего (да уж, "моего") лица.

Или вот например:

Когда противники выворачивали друг другу кишки с помощью похожих на мороженое-эскимо гранат… Когда, стрекоча с вертких, как стрекозы, аэропланов, военные авиаторы изящно переводили суетящиеся внизу тела из вертикали в горизонталь…

Понятно, что автор, кружа читателя в вихре слов, обманывает, не иначе. Но этот тот случай, когда и сам обманываться рад.
Сложносочиненные, сложноподчиненные, сложносочлененные предложения тянутся бесконечной вереницей. Кутерьма нагроможденных стилей. Мельтешение неимоверных вывертов.

Ель – это зверь, таинственный зверь – ох, да она же зверюга в щетине, разве не так? (по коже - волной - мурашки), – и она должна жить себе с лесными зверями, а она стоит тут, униженно и подневольно, в этих обманных налюминофоренных шишках и прочей человечьей мишуре…

Автор, вы меня закружили. Мне тошно. Хватит. (Пауза) Нет, покружите еще.
Всего в одном предложении здесь умещается столько нежности и чувственности, что сердце уже не может отличить счастье от боли. А всего остального здесь - через край: ненависти, гниения, мерзости, лицемерия, отчаяния.
Эмоционально книга вымотала меня настолько, что я больше не хочу читать про равнодушных до отупения матерей:

- Мамочка, забери меня, пожалуйста, можешь не кормить, мне ничего не надо, только забери!..

Я больше не хочу читать про детей, ненавидящих своих родителей:

- Это такой ужас – состоять из своих родителей. Я чувствую себя наполненным трупным ядом. Тупая деспотичная мать. Пошляк, психопат – отец..

Я больше не хочу читать про мразь, которую нельзя назвать женщиной:

- У нее одна-единственная роль : она - интеллектуальная сосальщица недоразвитого сигарлелетного фаллоса. Сколько в ней пустого места! Какие бездонные резервуары!.. В нее именно сливали – как сливают в унитаз, в очко, в проститутку. Она принимала всех кого угодно – всех, кто приходил к ней за шкаф, и всех, кто встречался на улице, в транспорте, в очереди, в гостях – кого угодно, когда угодно и где угодно...

Глаза бы мои все это развидели! Память, за что я тобой наказана?! Финальная сцена с олененком - чересчур. Больше не вынести. Плотина прорвана. Точка.