4.5 Нестоличная Россия

Им овладело беспокойство,
Охота к перемене мест
(Весьма мучительное свойство,
Немногих добровольный крест).
А.С. Пушкин, «Евгений Онегин», 1831

Милая, очень душевная книга. Промискуитета много, но и он такой нестрастный, негрязный, тихий и домашний. Автор вроде бы ещё хотел шокировать нас своим синтаксисом, но как-то со мной в этом не преуспел, его отсутствие заглавных, запятых и других знаков смотрится симпатично и беззлобно.

Если бы не культурный бэкграунд автора, это было бы почти всё, что можно сказать о его прозе (но не стихах). К счастью, Осокин впитал в себя и сумел отразить (и очень много придумал сам, как пить дать) восхитительные языческие практики финно-угорских народов Поволжья. Звучит ужасно кондово, но по факту так и есть.

Да, этнография (воображаемая) – это его конёк. Он часто пытается избавиться от этой привязки, но самокопательные новеллы смотрятся куда хуже мистических. В себе копались тысячи авторов, рассказывали о своей любви, страданиях и поисках нового смысла. Пусть не все это делали в таком рваном темпе и не так занятно, но все это было. А вот щекочущий ужас, древний ужас, запросто живущий среди нас, в современной России, удаётся ему сполна. Увы, автор он всё-таки нишевый.

Зато какой. Это вогульское мление, лишь намеченное у Алексея Иванова в его отменных исторических романах Сердце пармы и Золото бунта ), у Осокина расправляет крылья и становится всем. Оно, конечно, не только вогульское, но и коми, и меря. Эта близость антимира, эта непосредственная связь с демонами, которые нет-нет, да и выглянут, исказят что-нибудь – здесь Осокин великий мастер.

В этом плане идеальна новелла «Новые ботинки». Она так ажурна, так стройна, так сплетена, что я её пару раз перечитал. Вглядитесь в этот мир, в котором надо постоянно задабривать силы, чтобы человек просто смог вернуться из города с новыми ботинками. И ведь чуть не сорвалось.

Вторая главная прелесть – сама география. Автор импонирует мне своей влюблённостью в Восточную Европу. Он упивается румынскими словами, тает от латышских терминов и повизгивает от Урала и Поволжья. Надо ещё чехов с поляками не забыть. Но это лишь широта охвата, а изюминка прелести (простите меня за нагромождение) в самой точке зрения, вернее – в точке отсчёта. В России Осокина нет столиц. Они лишь упоминаются. Но и то так, походя. Его мир – это мир Казани, Нижнего, уральских городов, воспетых Алексеем Ивановым в своём дайджесте Message: Чусовая . И, слегка неожиданно, Ивановской области и Ростова Великого. Они связаны между собой, как-то стянуты вместе, не через Москву, а напрямую. И об этом действительно интересно читать.

Судя по «Небесным жёнам луговых мари» автор принял то, что успех ему приносят этнографические страшные сказки, и смирился. В сборнике «Овсянки» он ещё боролся с этим. Тем, пожалуй, этот сборник и привлекает.

И стихи, как их забыть? Они внешне просты, как и проза, местами отчётливо напоминающая Наивно. Супер . Но стихи хорошие. Откровенно хорошие. Пусть их размер и ритмика (совпадающая по ощущениям, неожиданно, с переводными стихами из «Властелина колец») не манерны и не сложны, но они энергичны, быстры и насыщены смыслами. Такая характеристика туманна и похожа на описание какого-нибудь вина пошлым сомелье, но это именно то, что я думал, скользя по строфам. Надо же, в современном мире ещё пишут хорошие стихи! А может, это потому, что Осокин как раз умеет нырнуть в другой мир? Его страшные сказки ведь так очевидно это подтверждают.